Сон-трава. Рассказы. Марианна Яцышина

мы создадим ее. Эй вы, носители смертных оболочек! Дерзнете сказать, что достойны другого?

      Застываю, как громадная птица, одна только мысль медленно заполняет меня целиком: кто сейчас все это осознает? Ум, коллективное бессознательное, я-тело… Разве я это знаю?

      Освобождаю внутри себя место для парящей птицы – и больше ни одного лишнего движения, ни одной пугающей мысли. Молчу и вдыхаю весенний хвойный настой.

      Вечерний свет делает что-то невозможное. Лучший бадахшанский лазурит выкладывается мозаикой по небу.

      Хочу разбежаться, прыгнуть и взлететь. Три действия: раз, два, три.

      Я на самолете. И ты на самолете. И смерти нет.

      Только про это я еще не знаю.

      Когда надрезаешь березовый ствол, начинает медленно капать сок, но если не подставить банку, сок через время застынет, из прозрачного сделается тревожным как бледная кровь. Никогда еще я не шла так долго босиком по лесу.

      Деревья станут моей основой, только им под силу удержать это высокое небо. Ряд, заработка, равномерный стук колотушки, за узлом узел. Я тку свой ворсовый ковер, на гранатовом фоне Мать Земля, в руках у нее цветок, рядом звезды, птицы и звери.

      А вокруг по кайме переплетаются три буквы «М» – древний орнамент весны.

      Чага

      Пасека у Валерыча расположилась в узком логу на затихшей перед лесом поляне. Мы шли с ним вдоль говорливой речки. Сначала трещали как птицы кедровки, потом замолкли и разбрелись собирать расцветающий чабрец. Пару раз заходили по колено в неглубокие заводи, обжигались холодом. Не спешили никуда.

      Дел у Валерыча на пасеке не было никаких. Да какие могут быть дела у медведя с пчелами. Валерыч работал на этой пасеке сторожем, а пасечником – так, по совместительству, на подхвате. Он вообще тишину предпочитал.

      Ждал, когда наконец все разъедутся по домам и останется он один на один с поляной, каменистой холодной речкой, со своими самодельными гуслями и флейтами из прошлогоднего дудника.

      «Вот такая она, чага», – проворчал себе под нос Валерыч. Я задрала голову и увидела на ветвистой березе темный грибной нарост: «Это и есть чага, что ли?»

      Валерыч хитро зажмурился и лениво зевнул, а потом как бы нехотя, исподволь начал рассказывать о березовой чаге. В такие моменты он напоминал мне важного рыжего котяру.

      – Ну ты откуда все это знаешь? – нарочито сомневаюсь я.

      – Как понять «откуда»? Опытным путем, изучаю, пробую, наблюдаю. Чего ты такая сомнительная?

      – Сомнительная, Валерыч, в другом смысле надо употреблять.

      – Ягоды, травы, мед – вот что надо употреблять.

      – Да ты зануда, дядя! – я отбегаю подальше, потому что в меня сейчас полетит пихтовая шишка.

      – Какой я тебе дядя, я – дед!

      – Какой же ты дед? Побойся Бога! Ты просто бороду отрастил длинную и делаешь вид, что все знаешь.

      В первое лето, когда мы познакомились, Валерыч много рассказывал про разнотравье. Называл каждое растение по имени, улыбался