Печальная история про Марфу и Марию. Зарина Карлович

снег забелил город.

      Несколько дней посвятила она тому, что караулила, когда старая Аннина выглянет из дому. Раз в несколько дней лекарша выдвигалась к святому источнику – ополоснуть рану, что её убивала. Видя других насквозь, себе помочь она не могла.

      Увидев Марфу, Аннина перепутала её с матерью, хотя никакого сходства между ними не было.

      – Что с Марфой твоей? – закряхтела Аннина, согнувшись и еле дыша, – Ох и дура она у тебя. Любит того, кто её любить не может. Ну не дура? Нельзя любить того, кто тебя любить не может. Душа умрёт. Ох и тяжело. Чего тебе так-то?

      – Волосы надо отрастить…

      – Волосы…

      Аннина глядела вдаль, потом как будто заплясала.

      – Охохох, черный чертополох… Зайди ко мне в избёнку, крикни девчонку, накорми собачонку, протяни ручонку, смени одежонку, отойди в сторонку, не беги вдогонку, сшей юбчонку, полюби мальчонку…

      Продолжая бредить, Анина удалялась, качая головой и плюя в воздух куда-то в сторону тихих тополей. Тянулся за ней шлейф запаха старости и скорой смерти, различить который может только такой же смертник.

      К визиту в его кабинет готовилась. Ей удалось отрастить волосы благодаря снадобью лекарши. Ни у кого ещё за две недели не отрастали волосы на целых тридцать сантиметров. Она думала, как он посмотрит на неё, удивится и скажет:

      – Марфушенька – душенька, у вас стали такие потрясающие волосы… Можно потрогать?

      И она скажет: «Конечно», и он проведет медленно от гладкой макушки до кончиков… и будет смотреть на неё и улыбаться.

      Она сделала всё, как сказала лекарша. И три дня упрашивала мать дать ей денег на новое пальто.

      Через два дня Марфа в новом, ужасающе – красном стояла на пороге кабинета доктора с лицом под цвет обновки. Он пропел, не глядя на неё:

      – Верхнюю одежду в гардеробе снимайте!

      – Это я, Максим Евгеньевич, – прошептала Марфа.

      – Вы меня не поняли что ли?

      Максим взглянул на пациентку, приподняв очки.

      – А, Марфушенька – душенька! Ты чего не разделась? Бахилы надевай…

      Марфа подумала, что будет, если она прямо сейчас упадет на истоптанный пол.

      – Я хочу устроиться к вам в больницу работать.

      – Кем?

      – Хоть кем…

      – Подожди… ты же в этом, в агентстве… секретарём…

      – Я уволилась. Ну то есть… санитаркой могу. Или уборщицей.

      Он засмеялся и стал что-то записывать в её медицинскую карту.

      Через полчаса они вышли на крыльцо больницы. На Максиме были зимние ботинки, вдавливающие стонущий снег в землю. Звук шагов его в незнакомых шнурованных ботинках стал чужим.

      В роскошном красном пальто, купленным на последние материны деньги, Марфе было непривычно холодно.

      – У вас сломалась зажигалка?

      – Да, фельдшер наш попросил… а ты откуда знаешь?

      – Вы по-другому теперь щёлкаете…

      Он пожал плечами. Улыбка полосовала сердце, кривила рот. А он усмехался, щёлкал новой зажигалкой. Взметнулся огонь; он, щурясь, смотрел на неё сквозь дым.

      – Иди домой.

      Прикоснувшись рукой