Великие князья Дома Романовых. Инна Соболева

церковь Царскосельского дворца. У входа – часовые. Священников в церкви нет, только члены семьи. Открывают крышку гроба. Теперь нужно подойти проститься с дядей. Он заставляет себя взглянуть и едва не теряет сознание: в гробу не дядя, нет. Там что-то ужасное. Может ли понять ребенок, что за месяцы, прошедшие со дня смерти, лицо покойного не могло остаться знакомым, привычным, красивым? Мальчику ведь всего семь лет. А даже взрослые ошеломлены и подавлены. Не только самим фактом преждевременной смерти, но и лицом усопшего. Слова Петра Михайловича Волконского, одного из свидетелей кончины государя, что «лицо императора, несмотря на бальзамирование, почернело и даже черты совсем изменились», вызывают недоумение и тревогу. На маленького Сашу зрелище произвело впечатление неизгладимое.

      Третьим ударом было декабрьское восстание (точнее, вторым, потому что произошло между получением вести о смерти дяди и прощанием). Ранним утром 14 декабря мальчика быстро одели и привезли из Аничкова дворца в Зимний, усадили в кабинете покойного дядюшки. Он капризничал: был голоден. Едва ли понимал, что происходит, но атмосферу тревоги, страха, отчаяния чувствовал безошибочно. Для его впечатлительной натуры это была нагрузка непосильная. Потом пришел отец, которого взрослые так ждали. И все вернулось на круги своя. Но он запомнил: именно с этого дня матушку начал мучить нервный тик, временами до неузнаваемости искажавший ее самое прекрасное на свете лицо. Потом он узнает о декабрьских событиях многое: кто, почему и чем заплатил за порыв к свободе. Узнает от Жуковского, которому будет верить абсолютно. И вот однажды отец спросит наследника: «Как бы ты поступил с мятежниками-декабристами?» – «Я всех простил бы!» Услышав этот ответ, Николай Павлович молча выйдет из комнаты.

      Склонность наследника к слезам объясняли разными причинами, но эти объяснения скорее свидетельствовали о личности объясняющего, чем от точности угаданной причины. Любопытно в этом смысле наблюдение Михаила Александровича Дмитриева, плодовитого писателя, племянника известного поэта и екатерининского вельможи Ивана Ивановича Дмитриева. Он вспоминал о коронации Николая Павловича: «Маленький наследник, нынешний император Александр II, бывший тогда освми лет, стоял во время церемонии возле великой княгини Елены Павловны и во все время тихонько плакал: видно, этот обряд, величественный и священный, растрогал его мягкое отроческое сердце».

      Великий князь Александр Николаевич в детстве.

      Учитывая, что воспоминания Дмитриева крайне малоизвестны, позволю себе несколько отступить от темы и, коль уж речь идет о коронации, привести некоторые любопытные подробности, очевидцем которых был автор. Тем более что подробности эти касаются героев предыдущей главы. «Николай Павлович прочел Символ веры громко и молодецки! Откровенно скажу, что во все продолжение этой августейшей церемонии я не заметил на его лице не только никакого растроганного чувства, но даже и самого