Под красной крышей. Юлия Лавряшина

с ним. У нас вообще много чего еще есть.

      Тишина. Какая-то девчонка смеется. О чем? Немое кино. Люблю такое. От зайчиков в глазах рябь. Мне бы в руки мой пленочный фотоаппарат и снимать ее. Падаю на диван. Он как батут. А она как актриса из немого кино. Стоит в черном платье у окна и с кем-то говорит.

      Воняет травкой. По телеку стреляют. Постоянно стреляют. Пробивается: «Где фантом?» Музыка – пластилин. Я устал думать. Закрываю глаза. Сон теплый, но я вздрагиваю и опять вскакиваю.

      – Надо по-серьезному уже, – мычит Коля.

      – Мне кажется, герыч – это прошлый век, – говорю я.

      – Зато действенно.

      Когда игла впивается в вену, я вздрагиваю. Как будто под кожу залезли жуки и выскребываются из меня. Я почему-то вспоминаю, как был в деревне. Первый и последний раз. Бабушка била меня розгами по спине каждый раз, когда я делал что-то не так. А потом кидала в сарай и запирала меня там. В темноте и вони. Мне казалось, что такое может быть только в старых фильмах.

      Девчонка садится рядом и мокрой тряпкой вытирает мне пот со лба.

      – Тебе надо подышать. Пошли на балкон? Поднимешься?

      – Ага, – рассеянно отвечаю я.

      На балконе ветер плюет в уши. Она укладывает меня в кресло и садится на тахту рядом:

      – Ты Стас, да? А я Стася.

      – Звучит мило.

      Какое-то время мы смотрим на звезды.

      – Слушай, какие у тебя родители?

      – Ой. – Она улыбается. – Мой папа – оператор, а мама – писатель.

      – Они любят тебя?

      – Конечно, любят. Мы всегда по утрам пьем кофе и играем в карты. А еще папа включает нам старые песни. Сегодня, кстати, мы ездили на аттракционы. Решили вспомнить старые добрые времена. А у вас как?

      Из меня вывалилось все. Про то, что я назло отцу зачем-то остался с матерью, про бабушку, про неродившегося брата, которому я уже завидую…

      Мне самому странно теперь, что я вот так вывалил все на нее. Она – первый человек, которому я доверился, которому рассказал о себе. И теперь во мне образовалась пустота. Потому что я отдал часть своей ненависти кому-то другому. Но впервые было приятно от этого опустошения.

      Как-то мы с Колей обдолбанные шатались по Москве и забрели на винзавод. Там была выставка картин. Мы бродили и смотрели на картины, ржали и даже начали икать как-то синхронно. Охранник косился на нас, как и все остальные. Мы выбежали и хотели пойти еще за пивом, но нас остановил дед, который ходил и объяснял что-то посетителям. С седыми усами, серыми глазами, пузатый и с большой родинкой. Он улыбнулся:

      – Ребята, да вы наркоманы?

      – Нет, что вы? – икнул Колян. – Мы просто веселые граждане. Нельзя уже?

      – Можно, конечно. Даже нужно быть веселыми. Но разумно. Выставка понравилась?

      – Да, – решил поучаствовать я, хотя Колян и сам бы справился. – Необычно у вас.

      – А хотели бы свою выставку сделать?

      – Про то, как ложку греть? – заржал Колян.

      – Ну, такое нам, пожалуй, не разрешат. Но ваш взгляд на эту проблему будет ведь изнутри! Так, давайте