Воронеж 20.40. Красная книга Алёши. Алёша

сжал, разжал, сжал, разжал, сжал, разжал и велел Писарю написать то, чему еще не было слов.

      – Нет, – закричал мальчик. – Только не это! Смилуйся, Господи!

      Но Бог уже не слушал его, изобретая den Druck. И потирал уже окровавленные руки, радуясь страшному творению своему. И сказал он, что это хорошо. А пока Писарь Божий мешал чернила, растягивая время и искажая пространство, маленький черный Бог подошел к мальчику, такому же черному, как он сам, и спросил его, точно ли он тот, за которого выдает себя.

      – Нет! – закричал мальчик и превратился в Бога, чтобы отменить den Druck.

      Но было ему уже не по силам. Он застонал, как старец, и кончился. И отдал Богу душу.

      – Нет Бога – нет проблем, – с нечеловеческой надеждой подумал маленький черный Бог и отправился искать другого…

      А был ли мальчик?

      Глава 3. Парк культуры и отдыха имени Кагановича

      Какой к черту мальчик!? Просыпаясь, Герман попытался склеить сон из осколков памяти, но память сама умоляла: склей лучше меня, зачем тебе этот никчемный дурацкий сон?! Сквозь волшебную дымку грёз послышались чьи-то голоса. Чувство тревоги потребовало: открой глаза, поднимись, возьми себя в руки. Мартовский холод окончательно отрезвил Германа. Он не спешил, он прислушивался, не открывая глаз, стараясь связать воедино каждое услышанное слово. И к черту мальчика!

      – Глянь, он там не сдох? – раздался сиплый голос.

      – Если сдох, его скарб мой, – второй голос принадлежал мужику помладше.

      Послышались тяжелые шаги, и на Лучника обрушился отменный пинок. От резкой боли он окончательно очнулся, но не подал виду. Он не понимал, кто перед ним, он лежал как прежде, нелепо раскинув ноги. Он выжидал, не открывая глаз, что же будет дальше.

      – Ну, как он там? – спросил Сиплый.

      – Кажется, сдох! – ответил молодой.

      – Сдох!? Нам же яйца оторвут за него! Подумают, что это мы его… Пульс проверь.

      Зашелестела ткань, щелкнуло что-то металлическое. Лучник почувствовал несвежее дыхание рядом с собой. Потребовалась доля секунды, чтобы нащупать нож под тканью камуфляжа склонившегося над ним человека. Еще мгновенье, и Лучник стоял над обросшим детиной, а лезвие острого ножа, прижатое к горлу, готово было пронзить податливую плоть незнакомца.

      – Э-эй, тормози, стой, блин! Свой я, динамовский, вон и Сиплый подтвердить может.

      – Тихо, друг! Не спеши, свой он, – подтвердил небольшой седой мужичок в бушлате. – Я Сиплый, а это Газ. Мы не причиним тебе вреда. Нам тебя Алина передала. На поруки, так сказать. Вроде как нужный ты – летать умеешь на шаре, звонарь тебя не кончил. Ведь правда это?

      Лучник молча отпустил Газа, тот отпрыгнул от него и со словами «Дерьмовый

      сегодня день» принялся растирать шею. Бывает и хуже.

      – Не помню я ничего ни про шары, ни про звонарей твоих, – до Лучника дошло, что он совсем не боится этих парней. – Не помню.

      Он присел и начал судорожно тереть виски.

      – О,