Воронеж 20.40. Красная книга Алёши. Алёша

снова кивнул.

      – Он на метеозонде через море летел. Точно он.

      – Все, иди, – Каган задумчиво уставился на Лучника и постучал по столику.

      Паук быстро исчез в дверном проеме купе. Вместо Паука снова возник громила.

      – Что-то опять голова раскалывается, не дай бог Давление… Что с этим делать будем? – спросил он, указав на Лучника.

      – К Лекарю его надо, пусть попробует вправить ему мозги, не помнит он ничего, – ответил Каган.

      И, повернувшись к Лучнику, сказал:

      – Послушай, информация в твоей голове очень важна для нас, у меня есть враги, мы называем их Октябрями. Последние поселенцы Отрожки говорили о тысячных набегах Красных Октябрей. Так вот, мне нужно знать, могут ли они летать через воду, как ты? И зачем тебя послали, ты ведь летел оттуда. Но, вижу, ты не один из них. От ответов, которые я получу, возможно, зависит будущее нашего лагеря, а, может, и твоя жизнь. Если ты шпион… Нет, ты не шпион. Поможешь – у тебя будет возможность отдохнуть и пополнить скарб. Подлечишься и пойдешь дальше с миром. Это понятно тебе?

      Лучник кивнул.

      – Отлично! Отведи его к Лекарю, – приказал Каган громиле, глядя куда-то поверх его головы.

      «Дон, Дон, Дон», – послышалось за окном. Все мощнее и мощнее.

      – Колокол, сука! – заорал громила.

      В голове Лучника сжались тиски боли, он непонимающе уставился на Кагана. Тот крикнул громиле:

      – Быстрее! И запри вагон, начинается!

      Громила вырвал Лучника из купе и толкнул в сторону выхода.

      – Бегом!!!

      Лучник бросился к тамбуру, сзади что-то громыхнуло. Лучник оглянулся: громила уже корчился на полу, то собираясь в позу новорожденного, то растягиваясь словно резинка. Руками он крепко сжимал голову, глаза вылезли из орбит, а из носа текла струйка крови. В конце вагона на полу сидела Гера. Ее взгляд был полон боли, но при этом она находилась в сознании. Гера как будто смотрела сквозь Лучника, раскачивалась и стонала. Колокол продолжал неистово бить.

      Дон, дон, дон…

      – Ты кто, мать твою? – Лучник едва уловил голос Бивня снаружи вагона, но не понял, к кому он обращается. Лучник прислушался.

      – Сарацин я, – вызывающе ответил незнакомый голос. – Ваши все лежат, стонут… И тебе пора!

      Послышался резкий неприятный звук, что-то булькнуло и стихло. Лучник осторожно выглянул в мутное окно и отшатнулся. Бивень стоял на коленях метрах в пяти от входа. На его могучей шее красовалась большая дыра с рваными краями, из которой под давлением плескали тонкие струйки крови. Бивень еще пытался зажать рану, но руки его уже не слушались. Чья-то тень метнулась к входу в вагон.

      Боль отпустила. Лучник бросился к громиле, схватил рюкзак и ринулся в купе. Он слышал, как кто-то медленно, почти беззвучно, шел по вагону, открывая двери и заглядывая в каждую. Вскоре шаги остановились у купе Лучника. Тот, что назвался Сарацином, отворил створки, но внутри купе его ждала пустота: Лучник,