Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом. Пелам Гренвилл Вудхаус

в Дувр, а из Дувра в Лондон только для того, чтобы увидеть меня! Так что не удивляйся, Фредди, что я вся на нервах.

      Фредди с изумлением вытаращился, уронив монокль.

      – Ты что, серьезно?

      – Ну конечно! А ты не нервничал бы на моем месте?

      – Глядя на тебя, и не скажешь.

      – А почему, думаешь, я столько болтаю? Набросилась на тебя бедного, ни в чем не повинного? Я же просто холодею от ужаса!

      – По твоему виду ничего не заметно.

      – Стараюсь быть стойким солдатиком. Так меня называл дядя Крис – с десяти лет, когда водил рвать зуб. «Будь как стойкий оловянный солдатик», – повторял он, и я держалась. – Джилл глянула на часы. – Но если они прямо сейчас не приедут, стойкость моя растает. Такое ожидание трудно вытерпеть. – Она пробежалась пальцами по клавишам. – А вдруг я и правда не понравлюсь матери Дерека? Видишь, Фредди, как ты меня напугал!

      – Я не сказал, что не понравишься, только посоветовал быть чуточку осмотрительнее.

      – Нет, не понравлюсь! Просто нутром чую. Вся моя храбрость куда-то подевалась… – Джилл в отчаянии тряхнула головой. – Какая пошлость! Я думала, такое бывает только в комических рассказах и песенках… Постой, ведь и правда была такая песенка! – Она расхохоталась. – Помнишь, Фредди? Я только начало припоминаю:

      Привел меня Джонни к мамаше своей.

      К мамаше своей.

      К мамаше своей.

      Настала пора познакомиться с ней.

      Познакомиться с ней.

      Она острым глазом меня оглядела,

      На части разъяв платье, душу, и тело,

      Устроила мне перекрестный допрос,

      Кивнула, вздохнула и сморщила нос.

      А следом раздался трагический стон:

      «О бедный мой Джон!

      О бедный мой Джон!»

      Давай, Фредди, подпевай! Воспрянем духом, нам это требуется!

      Привел меня Джонни к мамаше своей…

      – К мамаше своей! – хрипло подтянул Фредди. Примечательно, что эта песенка была из его любимых и трижды с успехом исполнялась им на деревенских праздниках в Вустершире. Льстя себе мыслью, что может спеть ее не хуже прочих, он принялся издавать хриплые рулады, которые искренне считал тем, что в музыкальных кругах именуется «вторым голосом». – К мама-а-аше своей! – повторил он, изображая ужас и отвращение.

      Настала пора познакомиться с ней.

      Познако-о-омиться с ней!

      Она острым глазом меня оглядела,

      На части разъяв платье, душу, и тело,

      – Ох, ох, ох!

      Устроила мне перекрестный допрос…

      Откинув голову, Джилл заливалась во все горло. Чрезвычайная уместность песенки и впрямь поднимала дух, делая все опасения нелепыми и обращая в фарс надвигавшуюся трагедию, столь измотавшую нервы.

      Кивнула, вздохнула и сморщила нос.

      А следом раздался трагический стон:

      «О бедный мой Джон!»

      – Джилл, – перебил голос с порога гостиной, – я хочу познакомить тебя со своей матерью!

      – О бе-е-едный мой Джон! – проблеял злополучный Фредди, не успев остановиться.

      – Обед подан! –