Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом. Пелам Гренвилл Вудхаус

некоторых мужей острый язычок жены страшнее меча, и Дерек был как раз из таких. Подобно большинству цельных натур, пуще всего берегущих достоинство, он не переносил колкостей в свой адрес.

      – Моя мать сильно перенервничала, – холодно процедил он, – и я решил, что тарелка супа пойдет ей на пользу… Да, волновался – звонил тебе домой и спрашивал, вернулась ли ты.

      «А когда тебе ответили, что нет, – подумала Джилл, – спокойно отправился ужинать!»

      Вслух она этого не произнесла, потому что свой острый язычок умела и прикусить. Причинять лишнюю боль Дереку ей не хотелось. Искренняя во всем, она любила его всем сердцем. Пускай на ее сияющем кумире и были пятна, – что ноги у него из глины, она не поверила бы, – они не мешали ее любви.

      – Прости меня, милый! – воскликнула Джилл. – Прости, пожалуйста! Я ужасно плохо себя вела.

      Она снова взяла его за руку, и на этот раз Дерек позволил, хоть и с оскорбленно-недоверчивым видом.

      Такси остановилось у дверей дома на Овингтон-сквер, каковое место жительства дядя Кристофер счел приличествующим джентльмену своего положения. Джилл подставила лицо для поцелуя, точно нашаливший ребенок.

      – Я больше не буду! – пообещала она.

      Дерек еще колебался. Поездка, хоть и долгая, не успела восстановить его душевного равновесия в полной мере. Тем не менее, ощущение близости Джилл, легкий аромат ее волос и сияющие в темноте глаза оказались сильнее. Он обнял ее и прижал к себе.

      Со счастливым смехом Джилл исчезла в доме. День прошел ужасно, но закончился хорошо.

      – Олбани! – бросил Дерек водителю и в смятении чувств откинулся на спинку сиденья.

      Душевного подъема, однако, хватило ненадолго. Джилл поднимала настроение Дерека, лишь когда была рядом: сильным воображением он не отличался. Задолго до того как такси затормозило на Пикадилли перед многоквартирным комплексом Олбани, лицо жениха вновь помрачнело.

4

      Фредди развалился в глубоком кресле, задрав ноги в шлепанцах на каминную решетку, и восстанавливал силы крепкой смесью виски с содовой. В углу рта у него дымилась одна из сигар, отмеченных верным Баркером печатью личного одобрения. Спортивная газета, с помощью которой Фредди успокаивал потрепанные нервы, валялась рядом с креслом, и теперь он мирно созерцал потолок, выбросив из головы все мысли. Ничто на свете больше не беспокоило Фредди.

      – Привет, старина! – бросил он вошедшему Дереку. – Удачно сбежал из печи, раскаленной огнем? Я все гадал, как ты там. Жив-здоров? А я никак в себя не приду, все нервы наизнанку. Нет, я всегда готов к услугам, прийти на помощь и все такое, но представлять вот так вот вдруг в одном лице библейских Седраха, Мисаха и Авденаго без репетиций и грима – это уже перебор! Нет, друзья-приятели, лучше вы как-нибудь без меня. Если в этом сезоне театральные пожары войдут в моду, то последний из Руков будет тихонечко посиживать дома и раскладывать пасьянсы. Налей себе чего-нибудь, старина… А как твоя матушка, нормально, не обгорела? Ну и славненько… Бери сигару, не стесняйся.

      Исполнив,