Кира. Петр Альшевский

меня, нечего,

      Иннокентия Анненского, придя из больницы,

      дома я почитала.

      «Темную выбери ночь

      и в поле, безлюдном и голом,

      в мрак окунись».

      Изумительное у меня настроение,

      выпить абсолютно не тянет!

      Вселенная не подведет,

      кость с остатками мяса подкинет,

      тем же вечером я гуляла

      на Воробьевых горах,

      где забавный паренек

      из калифорнийского Эль-Сентро

      ко мне некогда подошел.

      По крови он русский,

      вырос в США,

      на исторической родине никогда не был

      и, наконец, отважился

      наведаться.

      В Москве он живет в отеле,

      куда он не преминул меня пригласить.

      Не сразу, некоторые достопримечательности

      мне ему пришлось показать,

      на здание МГУ он взглянул,

      засмеялся,

      коротким советским небоскребом

      его обозвал.

      Ранее он без намека на иронию

      поинтересовался, можно ли купаться

      в Москве-реке,

      и мой ответ, что нельзя,

      принял, не копаясь,

      не детализируя,

      держался он по-американски приподнято,

      но чувства у него, от меня не укрылось,

      рассеянные,

      о перелете через океан он, вероятно,

      слегка сожалел,

      меня лет на пять он моложе

      и приблизительно втрое шире в плечах.

      Тарзан, про него я подумал.

      А я его обезьяна?

      Обезьяна, знающая, что и когда

      ей надо,

      использующая увиденный банан

      то для еды, то в качестве дилдо,

      распоряжаться моим телом

      подглядывающему за мной иезуиту

      меня бы не учить,

      тем паче проводить поучение,

      параллельно со мной мастурбируя.

      Отвернись! – он бы крикнул.

      Вам бы, отец, вашего девиза стыдится.

      «К вящей славе божьей!».

      Хватит вам туземцев дурить,

      выметайтесь, отец, из джунглей.

      Родриго ли вы,

      Паскуале,

      отцом Эдуардо я буду вас называть.

      Воображаемыми женщинами

      владели вы многократно,

      а с обыкновенной,

      нередко сомнительно пахнущей,

      вы, отец Эдуардо, ложе делили?

      Отец Эдуардо бы не лукавил,

      юношеская любовь к Беренгарии из Овьедо

      в плане соития обернулась ничем,

      что же до здешних полуодетых чертовок,

      священника они чтят,

      от совершения греха, отпихивая и лягая,

      уберегают.

      Для посвящения в давно изводящую меня

      тайну вам бы, неописуемо чудесная донна,

      мня уступить!

      Под предлогом проводницы

      в кажущийся ему восхитительным мир

      отцу Эдуардо я могу и отдаться.

      Подтянув его внешность до актера Бардема,

      на собранное им возвышение

      из душистой травы

      возлягу с ним я