Царский выбор. Елена Степанян

не мой. Ты теперь царский.

      У царя.

      Алексей играет в шахматы с дьяком Чистым. Рядом шут Ванятка возится с большим котом.

      Чистой. Ну что, государь, давай делать мировую.

      Алексей. Хороша мировая. Разбил меня в пух и прах.

      Чистой. Ничего. Через год-другой ты меня так же разобьешь.

      Ванятка. Тоже мне радость – деревянные коняги. Зверь должен быть теплый, пушистый, вот как мы с Парфентием. А ты, батюшка, не забыл, что завтра у нас потеха в селе Покровском?

      Чистой (морщась). Да что в ней хорошего, в медвежьей травле?

      Ванятка. Не любишь этой потехи, Назар Петрович?

      Чистой. Не люблю. (С иронией) Не христианская это забава.

      Ванятка. Да что ты, батюшка! Там такой медведь! Ходит на задних ногах, водку пьет из стакана. Утирается, кланяется, благодарит. Разве ж это не по-христиански?

      Входит Прозоровский.

      Прозоровский. Все сделано, государь. Отправил я их в Сокольники.

      Алексей (милостиво). Отцу не забудь мою благодарность передать. Ну и соколы, я бы с такими ни за что не расстался.

      Прозоровский (улыбаясь). Ну ничего! Ты же без меня на охоту не поедешь, а я без тебя – тем паче.

      Появляется Морозов с мрачным лицом. Все прочие удаляются. Морозов лично закрывает дверь.

      Царь и Морозов вдвоем.

      Алексей. Ну что там с Карлой?

      Морозов подходит к нему вплотную, шепчет на ухо.

      Алексей. Борис Иваныч, да что ты! Казнить! Помазанника Божия!

      Морозов. Бабке его родной, королеве Марии, отрубили же голову. И никто не шелохнулся.

      Алексей (задумчиво). Это все их вера, Иваныч. Ересь их злосчастная. Они церковные власти отрицают, значит и царская власть для них ничто.

      Морозов (крестясь). Нас Господь от ересей хранит. Для русского мужика царь все равно что Бог. Но и нам хлопот хватает. (Тяжело вздыхает.) Да, вот еще. Не ждали мы так скоро вестей из Франции, а они пришли. (Шепчет царю в самое ухо.)

      Алексей. Да, этим в Москве никого не удивишь.

      Морозов. С князей-бояр ни днем, ни ночью глаз спускать нельзя. За кого поручиться можно, что он не мнит себя на царском престоле? Не зря Иван Грозный крошил их безо всякой пощады.

      Алексей. Не надо Грозного, Иваныч, слышишь, хватит с нас. Он семьдесят лет в гробу, а всех от него трясет.

      Морозов. Напрасно ты так о нем, государь. Иван Грозный – великий царь, прадед твой двоюродный.

      Алексей. Семиюродный! Тоже мне родство. – Мой отец по Божьей воле был избран царем. А дед от великой смуты Русскую землю успокоил. И никакое родство тут ни при чем. Я что, не догадываюсь, что они промеж собой говорят? Они все от Рюрика, от Рюрика, а мы невесть от кого.

      Морозов. Да пусть только кто пикнуть посмеет! Язык вырвать! – Да кто он такой, этот Рюрик? Кто его видел, может, его и не было никогда.

      Алексей (с отвращением). Да ладно, Иваныч! Всем подряд, что ли, языки вырывать будем? – Царствовать со славой надо, вот что! Киев вернуть, все вернуть,