Пришлось собраться и заставить себя ничего не видеть, и не слышать. Мама предусмотрела эти сложности и подарила дочери свой отпечаток. Весь тот запутанный клубок из памяти, прикосновений, вкусов, привычек, любви и ненависти, который она накапливала всю жизнь. Всего того, что вросло в неё и стало частью характера. То, как она ходила, смотрела, думала и мечтала. Скрытое от невнимательного взгляда, но составляющее самою её суть. Этот код, вплавленный в закольцованный энергетический поток, оставалось только выудить из памяти и накрыть его отпечатком блёклый символ на сундучке.
На этот раз полыхнуло так, что Лялька зажмурилась. А когда открыла глаза, то увидела под крышкой гарнец с датой маминой смерти на этикетке.
***
– Не может быть, не может быт, не может бт, не можтбт, не мжтбт, нмжтбт.
Он ходил от стены к стене, повторяя одно и то же. От собственного бормотания гудело в голове, но слова всё равно срывались с губ. Это единственное, что пока спасало от новой истерики.
От предыдущей на голой стене остались кровавые разводы. Тёмные пятна выделялись на штукатурке даже в слабых отсветах из окна. Болели сбитые костяшки пальцев и саднило содранную кожу на лбу. Но он понимал, что это только начало.
– Как твои хозяева это сделали? – в тысячный раз спросил Бидбей.
И в тысячный раз получил тот же самый ответ.
– Они этого не делали.
– Только не заливай про пандеклятье. Нет таких чар! Нельзя отобрать ману. Всё добровольно! Только добровольно! Всегда добровольно!
– Никто не отнимал вашу энергию, – парировал Исчар.
– Как тогда? – зверея, заорал Бидбей.
– Это экспериментальное пандеклятье неясной этимологии. Моя задача как раз найти все необходимые данные, чтобы его расшифровать и…
– Разочаровать.
– Вы совершенно правы. Помогите мне и себе.
– Как, твою мать? Твою мать, гадина начарованная. Ответь наконец?
Бидбей уставился на ладонь. Руна, отвечающая за входящую энергию, немного светилась, но ничего не передавала.
– Молчишь? Хотя бы позвони Пушкину! Он даст столько энергии, сколько тебе и не снилось. У него её много.
– А у вас её совсем нет. Что вы сейчас чувствуете?
– Жрать хочу, гадина! Позвонишь?
Голые стены хорошо отражали звук, наполняя пустоту долгим протяжным эхо. В полутьме оно, казалось, очередными мистическими чарами, которыми всех сирот пугали в детстве. Но самое неприятное, что эта жуткая звенящая пустота потихоньку заполняла его голову.
– Звонить нельзя. Пожалуйста, оцените