КиберЧаръ. Смеклоф

затрещала натянутой резинкой и начала быстро сжиматься, отбрасывая воспоминания об учебке, боях и плене. Он вылетел из тьмы и растянулся на асфальте позади строя. Тело горело огнём, глаза не открывались, а мышцы перестали разгибать и сгибать руки и ноги. Позвоночник превратился в кисель, а голова в сито, из которого стремительно вытекали запасы энергии.

      – Остановитесь! – долетел откуда-то издалека голос младшего магистра. – Остановите ритуал! Илья Ванович жив!

      ***

      Тренировки выматывали сильнее настоящего боя. Бить и бить, и бить деревянный силуэт проклятьем, когда затылок сверлят лучи заходящего солнца было невыносимо. Они всё сильнее высушивали кожу, истончая её до микронной толщины. Лёгкое касание вечернего ветерка тёркой вгрызалось в голову. Отдавалось жадным эхом в подкорке, собирало всю скопленную энергию и выносило наружу вместе со следующим заклинанием, так что её оставалось всё меньше и меньше. Казалось, ещё одно проклятье и охранного покрова не останется, а к ногам вывалится спутанный ком оголённых нервов.

      Другие колдуны тоже долбили свои мишени из последних сил и плавились от раскалённого за день камня под ногами. Весенние дожди прошли, но лето в лагере смертников оказалось ещё хуже. Плац и тренировочная площадка дымились от мегаватт перекаченной энергии, но зачарованные деревяшки не поддавались проклятью. Хотелось подойти и двинуть по шишову силуэту ногой.

      Поэтому, когда раздалась команда закончить тренировку, Пушкин пошатнулся и едва удержался на ногах. Собрался, и только как следует продышавшись, побрёл к каптёру получать свежее бельё. Пока остальные – нервные, потные и вонючие – бежали в бар за порцией одурманивающего зелья, он обошёл низкие бараки, притаившиеся под скалой, и протиснулся в узкую, низкую дверь общей бани. Её устроили прямо в старинной пещере. В такое время здесь не было никого способного впитать даже толику энергии, но местный Изкурнож топил парилку так, будто ожидал приезда высокого начальства. Надраивал до блеска каменные стены и изводил любую зловредную плесень.

      Скинув насквозь мокрую косоворотку со штанами, Пушкин потребовал вылить на себя холодной воды. Ледяной водопад появился из неоткуда и обрушился на него сплошным потоком. В раз очистив голову от дурных мыслей и раскрыв все необходимые чакры.

      – Выбью веником тоску, дурь всю непутёвую. Выпарю до волоску кармучку в нулёвую, – продекламировал чаруша.

      Но Пушкин лишь заржал, и оскальзываясь на мокром полу, влетел в парную.

      Крик застрял в горле, а дверь нагло хлопнула его по заднице, так резко он остановился.

      Зато она даже не вздрогнула, как лежала на спине с закрытыми глазами на верхней лавке, так и осталась лежать.

      – Прошу прощения, младший магистр Фещук. Разрешите удалиться? Не знал, что вы здесь, – он растерянно топтался у входа, пока та самая Фея лениво потягивалась, отчего её высокая грудь с розовыми сосками подпрыгивала ещё выше.

      Пушкин сглотнул, но тут же поморщился,