Межкультурные коммуникации: теория и практика. Е. Гитман

Он не издавал ни звука, но Анна не сомневалась – это был крик. Немой, полный боли и отчаянный.

      Младшая девочка кинулась к нему, вдруг растеряв всё механическое спокойствие, но тут же отшатнулась к стене. Вскинула руки.

      Анна беспомощно переводила взгляд с Аа’ммана на девочку, потом на Шахесса.

      Никто ничего не предпринимал.

      Шахесс содрогнулся всем телом, втягивая голову в плечи. Прошипел что-то и повторил на юнисе:

      – Я не отважусь коснуться его! Не отважусь! Нужно позвать отца!

      Аа’ммана не отпускало.

      – Мааа’н-т, – позвала Анна девочку, слыша, что голос дрожит, – что с ним?

      – Воздействие информации, – монотонно отозвалась она и зажмурилась, будто даже смотреть ей было страшно.

      Кровь – куда темнее человеческой, бордовая – окрасила белую лицевую повязку Аа’ммана. И Анна со всей ясностью поняла – кто бы ни побежал за отцом, он может не успеть. И рядом никого, способного помочь ребёнку.

      Айнна’й, человек – различия оказались удивительно небольшими. Не тогда, когда кто-то живой кричал от боли. Анна кинулась вперёд, упала на колени рядом и положила руки на горячие плечи мальчика, пытаясь успокоить. Тот распахнул глаза, поймал взгляд Анны и судорожным, явно неосознанным движением одной ладонью накрыл её руку. Сдавил так, что стало больно.

      В голове у Анны взорвалось что-то красное. Без названия, но знакомое. Оседающее на языке, вцепляющееся в позвоночник. Своим человеческим мозгом она знала, что это страх. Той, другой частью себя, она не понимала, кому нужны слова и названия.

      Страх хватал за шею ледяными металлическими перчатками, душил.

      За этим страхом лежало что-то тёплое, но не горячее. Сравнимое с тенью, влажным песком под босой ногой, но необъятнее. Как утренняя прохлада. Анна-человек могла бы назвать это любовью, если бы помнила слова.

      А потом пришла боль, понятная, всеобъемлющая, расцветила мир оранжевыми кляксами-вспышками. И закончилась. Утонула в черноте.

      ***

      Голова гудела, во рту было сухо и кисло. Несколько раз сглотнув, Анна попыталась открыть глаза, но вышло плохо – ресницы слипались. Что-то мягкое, прохладное коснулось век, стало мокро, зато удалось проморгаться и увидеть медсестру в белой униформе.

      – Вот вы и очнулись, Зейдман-сан, – ласково произнесла она на чейнглише с невероятно узнаваемым нью-голландским акцентом, – как себя чувствуете? Показатели у вас отличные. Ну-ка, давайте посмотрим на сосуды…

      На лоб с неприятным хлюпающим звуком опустилась присоска, медсестра прикрыла глаза, уходя в нейроинтерфейс, но быстро вернулась. Присоску убрала и защебетала:

      – Чудесно! Немного повышено давление, но с этим уже ваш организм справится сам. Ну-ка, улыбнитесь.

      Анна подчинилась и спросила:

      – Попить можно?

      – Конечно-конечно!

      И хотя вместо воды ей достался солоноватый раствор, Анна выпила половину стакана через трубочку и облегчённо выдохнула. Прикрыла глаза. Распахнула их, едва ли не подскакивая на кровати – медсестра её