Отсроченный платёж. Макс Гаврилов

как это на первый взгляд дико и ни звучит. И семейная жизнь – это тоже своего рода работа. Работа, на которой нужно терпеть, уступать, прощать, отстаивать наконец.

      – Ты как моя мама говоришь, – Знаменский налил ещё по одной.

      – Наверное, умная женщина.

      – Ага, невероятно умная! Тоже говорила, нужно прощать. Только я не смог, – Знаменский расхохотался, обнажив белые и большие зубы. – Все кончилось знаешь чем? Я чистил зубы утром, когда в ванную вошла Лиза, спустила штаны и села на унитаз. Она ещё при этом что-то говорила, но я уже не слушал, пена от зубной пасты капала мне на тапочки, а в полуметре от меня сидел и справлял малую нужду дипломированный искусствовед. – Стас оживлённо жестикулировал, и вся картина его семейного кораблекрушения предстала перед Марком во всей своей комичной красе. Они весело смеялись, потом подняли рюмки и Марк тостовал:

      – За то, чтобы пасодобль не кончался!

      Знаменский встал, подошёл к столу и, склонившись над сукном, стал расставлять шары.

      Марк взял из стойки свой любимый кий и, намелив его как следует, с силой разбил пирамиду. Шары раскатились по столу к видимому удовольствию Знаменского. Стас бросил на стол беглый взгляд, обошёл его с противоположной стороны и, почти не целясь, загнал свояка в дальний угол:

      – Знаешь, а с Кирой всё по-другому, – продолжал Знаменский вечер интимных откровений. – Она вообще другая, – он выделил последнее слово. – И вот сегодня я особенно отчётливо это почувствовал, я ведь действительно, никогда не видел её в какой-то домашней одежде или неприбранной. Всегда при маникюре, причёске, лёгком макияже, никогда не выносит мозг, не капризничает, который год уже ведь так! Как думаешь, Шатов, может, она у меня инопланетянка? – он с шумом вогнал в лузу второй шар.

      – Может, это любовь? – съязвил Марк, оценивая свои шансы на бильярде.

      – Смейся, смейся. – Знаменский осторожно накатил в середину от борта, но на этот раз шару явно не хватило энергии и он остановился перед лузой. Стас состроил гримасу. – На самом деле я порой просыпаюсь, смотрю на неё и понимаю, что она, может быть, и есть тот шанс для меня, который выпадает порой после полтинника. Я вот так лежу, смотрю и подниматься не хочется. Наверное, это и есть счастье.

      – Ты поэтому в офис последние пару лет к одиннадцати приезжаешь? – хохотнул Марк и забил шар, так заманчиво оставшийся на сукне.

      – Чёрствый ты человек, Шатов!

      – Ну куда мне до тебя! Ты так полежишь-полежишь, да и в «Ноэль» едешь с очередным «счастьем», – вспомнил Марк утренний рассказ Знаменского.

      – Грешен, что тут скажешь… – улыбнулся Стас. – Но это не главное. Главное, что люблю я Киру…

      В кармане пиджака зазвонил смартфон. Знаменский достал гаджет, смахнул зелёный круг вызова:

      – Алло! Да, привет, Паша!.. Почему?.. Я понял. Да, документы у меня. Всё нормально. Не переживай… Конечно, Паш… Чем помочь? Ну прими соболезнования, старик! Держись… Да, от Марка тоже прими. Павел, всё нормально! Нет проблем. Давай,