Отсроченный платёж. Макс Гаврилов

а соседском участке желтели кучи пожухлой травы, а по старой, растрескавшейся перголе вились стебли клематиса, ещё пару месяцев назад удивлявшие Марка своими крупными цветами. Повсюду вокруг уже чернела посыпанная жухлым дубовым листом земля, и кусты малины, сбросив листья, казались отчего-то грустно-стыдливыми. Марк смотрел в окно и вспоминал покупку этого дома. Десять лет назад они с женой задумались о летней даче неподалеку от города, потому как летнюю жару стало совершенно невозможно переносить в городе, в его асфальтово-бетонном плену, к тому же населённом миллионом таких же страдальцев. Поиск дома надолго не затянулся, и Марк с Викторией переехали сюда на лето, заполучив в собственность небольшой летний досчаник и десять соток заросшей борщевиком и орешником земли. Для Марка, к тому времени занимающегося строительным бизнесом, не составило большого труда снести к чёртовой матери старый дом, построенный по словам его прораба «из дерьма и веток», и построить новый, кирпичный, с отоплением и кондиционированием, водоснабжением и канализацией, интернетом и спутниковым телевидением. Хотя дом вышел и небольшим по меркам десятилетней давности, Марк его полюбил. Он и до сих пор считал, что сто пятьдесят квадратов – это самый идеальный вариант для семьи из четырёх человек. Добрая половина его друзей, построившихся примерно в то же время и размахнувшихся сдуру на три этажа, бассейны и мраморные холлы, теперь признавали, что эти царские усадьбы излишне дорого обходятся для их кошельков.

      Марк улыбался, вспоминая, как через год после покупки дома Вика сказала ему, что он будет отцом. Они сидели на открытой веранде, был конец июня. Вино в его бокале было холодным, а клубника, которую она только что собрала, была сладкой....

      – Знаешь, Марк, мы не сможем поехать на Новый год на Домбай.

      – Вик, ну мы же уже договорились! Все наши едут, Знаменский, Рощин, уже жильё сняли!

      – Я не смогу.

      Она как-то мягко улыбалась, и Марк не мог понять, шутит ли или говорит серьёзно. Поездка была давно оговорена и была традицией их большой, шумной и бездетной компании.

      – А почему?

      – Потому что, Шатов, ты будешь к тому времени мо-ло-дым… – она сделала длинную паузу, смешно вытягивая губы трубочкой – … па-пой.

      Кофе закипел в турке, и Марк перелил его в чашку, улыбка так и не сходила с его губ. Сделав большой глоток, он вернулся в прошлое. В середине декабря у него родилась дочь, а спустя ещё пять лет – сын. Софья Марковна Шатова и Иван Маркович Шатов. Конечно, многое изменилось с тех пор. Бизнес Марка давно вырос из коротких штанишек, отпуск они с Викой и детьми проводили в Европе, вещи покупались в брендовых магазинах, у Марка был водитель, офис размером с футбольное поле в центре города, контракты в Италии, Германии, Хорватии, Греции и Китае. Единственное, что осталось из прошлой жизни, этот дом в далеко не престижном районе, точнее, пригороде. Дом, который Марк уже давно перерос материально, но одновременно с этим был привязан к нему почти физически. Марк не мог этого объяснить даже себе, не то что своим друзьям, иногда и напрямую спрашивавшим его, почему он не переедет в место «поприличней».

      Допив кофе, он бросил взгляд на метеостанцию на стене. На табло светилось: 24.11.2019, Saturday, – 4 с. «Уже подмораживает», – пронеслось в голове. Марк надел на руку часы и поднялся в спальню детей. Комната освещалась рассветным солнцем, рассеянным светло-зелёной шторой, Софья плотно укуталась одеялом и лежала, отвернувшись к стене. По подушке рассыпались её тяжелые, светло-русые волосы. «Подросла. Как же она похожа на мать», – подумал Шатов. Марк вспомнил ту светло-русую девчонку в школьной столовой, когда они с другом Серегой влезли без очереди за беляшами. Она ничего не сказала, только посмотрела на него огромными глазищами. И было в этом взгляде столько всего! И негодование, и обида, и насмешка, и какая-то гордость. Она не кричала, как все, и не ругалась, она просто вышла из очереди, а потом и из столовой, и Марк шёл за ней до самого кабинета биологии, шёл и не знал зачем. А потом дрался с Серёгой из-за того, что лучший друг назвал его «женишком». С Серёгой они, конечно, помирились, но Вика не замечала его ещё два года.

      Марк поцеловал макушку дочери и повернулся к Ивану. Ну, разумеется, этот развалился поперёк кровати, подушка сбита в кучу, а одеяло на полу. Ивану всегда жарко и всегда скучно. Чтобы хоть как-то обуздать его энергию, Марк с Викой водят его в две спортивные секции, но победить этого человека-электростанцию не так-то просто. Марк поднял одеяло, укрыл сына, пригладил вихры на его голове и вышел из комнаты.

      Он стоял на открытой веранде, и холодный осенний ветер трепал волосы на его сорокалетней голове, на которой уже пробивались первые седые нитки. Уже совсем рассвело, и над землей поднималась молочная испарина, поблескивали капли влаги на аккуратно постриженной траве газона. Газоны сохраняли свой ярко-зелёный цвет даже теперь, в ноябре, и Марк невольно любовался своим участком, который за эти годы лично превратил в райский уголок. Десятки можжевельников всех возможных видов, туи, корейские пихты, сортовые лилии, пионы, барбарисы и плетистые розы, причудливые клематисы и прихотливые мискантусы – сад играл всеми возможными цветами радуги, переходя из зелени газона в бордовый цвет очитков, затем