Курьёзы Комбинатора в тонких намёках на толстые обстоятельства. Юрий Леонидович Романов

и хлебными крошками жена наконец сдалась и села на чемодан, но оценив обстановку, через несколько секунд, встала и направилась к трюмо.

      – Ты не смеешь голодать!

      – Смею! Оставь меня, я без тебя хочу умереть, как мученик и стать святым.

      – Тоже мне, святой нашёлся. Ну и валяй – это твоё частное дело. – Клёпа осмотрела себя со всех сторон в большом трюмо, привезённым из последней проданной квартиры и, подправив губной помадой и тушью нужные места, направилась к двери, таща за собой чемодан, с торчащими из-под крышки, признаками нижнего белья.

      – Но я же люблю тебя, Клёпа!

      – Это уже история из прошлой жизни, а я ухожу в новую!

      – Но почему? – вопрошал Мусик Каземирович, дрожащим голосом, подняв свои волосатые ручки.

      – Мне так надо!

      – Нет, так не надо! – отозвался эхом, пискляво-плачущим голосом Клячкин. – Так не должно быть! Не можешь ты уйти, неблагодарная, если я люблю тебя сильней чем он!

      – Могу!

      – В таком разе я продолжаю голодать! День буду голодать. Месяц буду голодать, пока не умру! – дрожащим голосом процитировал чьи-то мысли Клячкин и пустил слезу. – Я буду голодать до тех пор, пока ты не вернёшься и не увидишь лежащим на этом, видавшем виды диване, мой молодой красивый труп, покрытый мухами.

      – Нашёл чем удивить работника ритуальных услуг, – рассмеялась Клёпа.

      – Ты не дооцениваешь моей индивидуальности! – Клячкин сел и, повернув лицо, уткнул свой орлиный нос в пыльную спинку дивана, обиженно засопел.

      – Есть надо, а не хлюпать носом, сексуал несчастный!

      – Не буду! Вот так умру в одних трусах с опущенными подтяжками и буду лежать на полу-у-у…, пока ты жалкая и мерзкая при том, наслаждаться будешь со своим Шарашкиным котом, – завыл Клячкин, раскачиваясь как старый еврей на молитве, обнаружив в себе признаки зарождающиеся стихотворца.

      – Шарашкин, настоящий инженер и интеллигент! – произ- несла Клёпа, – он слюни не пускает!

      – А что он пускает? Он же не инженер, а хам – ползучий мерзавец. Вам будет обидно и досадно, что я умер красиво, но вы ответите перед обществом «сексуальных меньшинств». – Услышав это, Клёпа, перед самой дверью, притормозила…

      – Ты не имеешь права так говорить о Шарашкине и запугивать нас своими меньшинствами!

      – Это почему же?

      – Во-первых, я не из пугливых, а во-вторых – у него больше извилин в голове, чем у тебя. Он инженер-интеллектуал и выше тебя, а ты метр с кепкой!

      Этого Клячкин уже снести не смог, так как посягнули на его сантиметры. Клячкин резко развернул свою гриву в сторону жены: «Ты вонючий скунс, да к тому же самка! К безмозглому Шарашкину уходишь от меня! Он ростом выше. Ну и что-же. У меня, зато размер обуви значительно больше, и я устойчивее его стаю на плоскости.

      – Ты, Клячкин, сексуальный порожняк и дурак! – неожиданно для Клячкина спокойно произнесла Клёпа.

      – Ты сексуальной похоти предаться хочешь с ним, – Клячкин опять завыл по волчьи, – ты публичная девка и мерзопакостная