Асафетида. Максим Николаев

сахара с лишком. Доложил еще одну, но горечь только усилилась. Я решил заесть горечь повидлом, но, когда поднес ложку ко рту, в нос шибануло фруктовой гнилью. Хозяин заметил выражение на моем лице.

      – Невкусно?

      Я сказал про нарушение аппетита на нервной почве, и тут Точкин вспомнил, с чего начался наш разговор.

      На его вопрос я ответил, что в эротических кошмарах мне являются, как и следовало того ожидать, женщины: пожилые – все, кроме одной или, возможно, двух – и обгорелые – по всем признакам, жертвы пожара. Несмотря на состояние, несовместимое с жизнью, они ведут себя как живые. Вроде братской могилы на выгуле, сказал я, а точнее сестринской. Сколько их точно, я не считал, но, когда Точкин спросил об этом, то прикинул, что никак не меньше десяти, а может, и больше.

      – Они что-то говорят вам?

      – Иногда. Но я толком не могу разобрать, что. Язык не наш: старославянский или древнерусский.

      Точкин задумчиво покачал головой.

      – Каждую ночь?

      – И днем тоже, – сказал я. – Это психическое. У меня на отпевании случилось в первый раз, когда я в обморок упал.

      – Да-да, помню. Мне тогда как раз что-то такое и подумалось. Отчитать вас надо, – добавил он совершенно серьезно. – При советах еще отец Павел был, так к нему даже из других городов приезжали. В Печорах потом батюшка Сергий отчитывал, Царство ему Небесное. А сейчас даже не знаю, к кому и обратиться, – предложение звучало, мягко говоря, неожиданно. – Даже если неверующий, не повредит, – поспешил уверить меня Точкин и, только когда выяснил, что вдобавок к тому, что неверующий, я еще и некрещеный, отказался от своей затеи.

      В это время подъезд начал оживать. Сверху протопал кто-то на раннюю смену в тяжелых ботинках и, не придержав, громко ударил железной дверью. За окном раздавались голоса. После искренних уговоров посидеть еще Точкин все-таки вынужден был проводить меня до порога.

      То ли особый травяной сбор был тому причиной, то ли беседа, рассеявшая тревогу вместе с одиночеством, но, стоило мне только рухнуть на диван в своей комнате, как я сразу погрузился в крепкий сон без сновидений.

      5. Целитель

      – Вас бабушка растила? – Осторожно интересуется у меня Точкин. – А родители?

      – Утонули. В Острове еще, – отвечаю я.

      В Псков мы переехали, когда мне было шесть лет, а дошкольное детство я провел в городе Острове. Жили на старенькой улице Калинина, в квартире с печным отоплением без воды и канализации. Неподалеку от дома была река и остров на ней, в честь которого и назвали когда-то нынешний райцентр. На острове в средние века стояла крепость, отметившаяся во всех северных войнах, теперь – церковь, пара частных домиков и пляж. Река Великая там заметно у́же и мельче, чем в Пскове, но глубины оказалось достаточно. Впервые после моего рождения мама с папой выбрались отдохнуть вдвоем, а меня поручили бабушке – как оказалось, на всю оставшуюся жизнь.

      – Соболезную.

      – Да бывает, – я откидываюсь на спинку «икарусного» сиденья.

      Осиротеть