Остов. Кейт Сойер

она спустила на подбородок, взгляд ее скользит по разбросанным вещам. Возможно, Ник сам оставил в трейлере беспорядок, когда уходил. Ей трудно об этом судить, ведь раньше она здесь не бывала.

      Ник прикрывает лицо рукой, пряча нос и рот, и открывает стенной шкаф, в котором лежит напиханная как попало одежда. Он достает вязаную шапочку, натягивает ее на голову.

      Так-то лучше. Он сразу чувствует себя менее голым.

      Ник бросает Рут пару перчаток и свою старую бейсболку. Она ловит их, надевает, убирая пропылившиеся волосы под кепку, а покрытые волдырями руки прячет в шерстяные перчатки. Он видит, что она морщит лоб, – вероятно, недоумевает, почему летом он возит с собой зимние вещи. Ну и пускай.

      Из выдвижного ящика в нижней части шкафа Ник достает нож – небольшой, но на вид грозный. Вытаскивает его из чехла. Лезвие острое. Что ж, вполне может пригодиться.

      Рут пятится.

      – Не нервничай ты, это мой старый рыбацкий нож.

      – Это твой дом? – Рут смотрит на фотографии, разбросанные по комнате. На них лежит пыль.

      – Можно и так сказать. Я не… – Он замолкает. Ей-то какое дело? – Да, пока тут, живу здесь… жил.

      Ник поворачивается к полке над раковиной, на которой стоит несколько консервных банок, упаковка мюсли и печенье, тоже покрытые пылью. Он тянется к печенью, но потом останавливается.

      Чувствуя на себе взгляд Рут, поворачивается к ней.

      – Знаешь, что-то мне подсказывает, что нам лучше вернуться на берег.

      – Думаешь?

      – Я, конечно, не ученый, но уверен, что счетчик Гейгера здесь должен зашкаливать.

      – Мне казалось, пока непонятно, ядерная это катастрофа или нет.

      За последние дни в Окленде Рут посмотрела больше новостных выпусков, чем за весь прошлый год. Дикторы с паникой в глазах как могли старались предоставить информацию, которой у них просто не было. Сообщения, поступавшие из Европы, ясности не вносили. С лица земли исчезали целые города, но никто не знал, что именно произошло. Известно было одно: в результате какой-то катастрофы все живое и неживое было истреблено. Бедствие невиданного размаха, не имевшее аналогов в истории.

      Свет послеполуденного солнца сочится в окно, озаряя Ника. Он машет перед собой покрытой волдырями рукой – разгоняет пыль, плывущую в воздухе.

      – Посмотри, какой дрянью мы дышим. И, что бы это ни было: ядерная бомба, «грязная» бомба, какое-то химическое оружие, – непонятно, к чему это приведет.

      Он хватает из шкафа худи, натягивает его через голову.

      – Так, пусть пыль оседает, а мы возвращаемся на берег, разводим костер, ставим твою палатку, составляем план. Ясно, что живых мы здесь не найдем, но ведь не может быть, что уцелели только мы с тобой вдвоем. Такого просто не может быть. Нужно подождать. Посмотрим, что будет дальше.

      Рут кивает. В словах Ника есть свой резон. У нее урчит в животе.

      – Как быть с едой?

      – У тебя ведь еще есть бобы, да?

      – Да. Но надолго их не хватит.

      – Надеюсь, нам не придется долго ими питаться. И мы должны есть водоросли.

      – Водоросли?

      – Да.