Державный плотник. Даниил Мордовцев

монастыря: стрельцы испуганно оглянулись на них.) И вы стреляете по крестам! Вы по Богородице ядрами мечете. Али вы бусурмане? Али на вас креста нету?

      Стрельцы, казалось, не смели глаз поднять. Страстная речь бывшего товарища смущала их, а пьяная совесть оказалась еще более податливою. Всем стало стыдно. Иные из них готовы были заплакать, как плачут пьяные: не сам плачет человек, а вино, размягчившее его.

      – Что вы смотрите на воеводу? – продолжал страшный чернец. – Он заодно с Никоном... Свяжите его, злодея, да и по домам...

      – Меня... связать? – раздался вдруг всем знакомый голос.

      Стрельцы окаменели. Это был сам воевода. Он вошел в круг, бледный, с трясущимися губами, но твердой поступью. Рука его держалась за рукоятку сабли. Стрельцы расступились, как трава от ветру.

      – Га! – захрипел воевода. – Вон они что затеяли! Воеводу вязать!.. Ты кто таков, сказывай! – накинулся он на чернеца. – Сказывай, каков человек?

      – Сам видишь, – спокойно отвечал чернец.

      – Имя сказывай. Именем кто?

      – Мое имя у Бога записано, не прочтешь.

      – А! Знаю! Ты из этой волчьей ямы. – И воевода указал на монастырь. – Почто пришел сюда? За каким дурном?

      – За твоей головой.

      Воевода порывисто выхватил саблю из ножен и замахнулся на огненную голову.

      – Вот я тебя, вора!.. Взять его!

      Стрельцы испуганно топтались на месте, но не двигались вперед.

      – Вам говорю! Вяжите вора!

      То же топтанье на месте. Воевода оглядел толпу, и глаза его остановились на Кирше, который стоял понуря голову и тяжело дышал.

      – Кирша! Возьми его, вора.

      Кирша нерешительно сделал шаг вперед.

      – Что меня брать? Я сам пришел, – сказал чернец, – своею волею пришел, так не боюсь тебя.

      Этот ответ озадачил воеводу. Действительно, человек сам пришел, не побоялся ни стрельцов, ни его. Тут что-нибудь да не так. Воевода задумался.

      – Так чего ж тебе надобно? – спросил он наконец.

      – Того, чего у тебя нет, а ты дать можешь, – был ответ.

      Воевода не понимал этого загадочного ответа.

      – Чего у меня нету и что я могу дать? – переспросил он.

      – Воистину так.

      – Что ж это такое, чего у меня нету и что я могу дать?

      – Венец.

      – Венец? Какой венец?

      – Нетленный.

      Воевода отступил назад. Стрельцы невольно переглянулись. Воевода чутьем угадывал, по порывистому дыханью стрельцов, которое слышно было, чувствовал, что власть ускользает из его рук. Чего доброго, стрельцы свяжут его и головою выдадут мятежникам, а то и сами расправятся. Ему казалось, что он стоит на льду среди глубокого озера, и тонкий лед гнется и хрустит, зловеще кракает под ногами. Надо скорее сойти с опасного места, хоть ползком: надо во что бы то ни стало выйти из этого острого положения.

      – Я пришел сюда по указу великого государя, его царского величества! – громко сказал он, оглядывая всю толпу и подходя к чернецу все с тою же обнаженною саблею.

      –