Державный плотник. Даниил Мордовцев

им всю ее до самой шеи. Девушка продолжала спать, дыша ровно и спокойно. Юродивый, казалось, боялся взглянуть ей в лицо и опустился на колени на пол. Напряженно глядя куда-то вдаль, словно бы сквозь потолок и стены, он созерцал невидимые, но ему доступные предметы или видения и беззвучно шевелил губами. На изрытом морщинами лице его выразилось такое скорбное и страстное моление, что, казалось, вся душа его трепетала и рвалась из тела туда, куда неслась его мысль. Вот-вот, казалось, закричит он от боли или грохнется об пол как бесноватый. Но вдруг он заплакал и, замотав косматою головою, припал лицом к полу. Долго лежал он так...

      «...Тивик! Тивик! Ти-и-вик!»– под окном противикала ласточка.

      Спящая открыла глаза и не шевелилась. Ласточка опять тивикнула. В келейное окошко глядели зеленые ветви ели. Девушка, не шевелясь, казалось, припоминала что-то. В глазах ее не виделось ничего горячечного, они смотрели ясно и спокойно. Скоро девушка увидела распростертого на полу юродивого и повернула к нему голову. Тот поднял заплаканное, изумленное, радостное лицо и широко перекрестил больную.

      – Как хорошо мне... Легко таково, – прошептала девушка.

      – Слава Богу! Слава Богу! – радостно дрожа, так же тихо проговорил юродивый.

      Девушка помолчала. Она оглядела потолок, стены, как бы первый раз видя все это. По полу разбросана была свежая трава с незавядшими еще цветами, и у стены стояли зеленые ветки, как на Троицу.

      – Это я в раю? – робко спросила больная.

      – Да, твоя чистая душенька в раю, дитятко, – так же робко отвечал юродивый.

      Девушка задумалась. Потом снова стала осматриваться.

      – Как хорошо тут.

      Она помолчала и в недоумении посмотрела на юродивого. Тот с любовью глядел на нее.

      – А где же ангелы? – спросила она все так же тихо и робко.

      – Ангелы Божьи, дитятко, над тобой витают.

      Она осмотрелась.

      – Я не вижу их, дедушка.

      Тот молчал, тихо молясь.

      – А яблочки золотеньки?

      – Пожди мало, дитятко, увидишь.

      – И святых увижу?

      – Увидишь, увидишь.

      «Ти-вик... ти-вик», – за окном.

      – Это касатушка?

      – Касатушка, милая.

      Девушка снова огляделась. Она искала кого-то.

      – А матушка где? – спросила она, как бы только теперь вспомнив это.

      – Она тут, милая, опочить легла маленько... Пожди мало, придет.

      Опять молчание. Только ласточка за окном тивикает.

      – Как хорошо... таково хорошо мне... ничто не болит.

      Девушка ощупала голову и села на постели, натянув простыню на плечи. Волосы пасмами падали на простыню.

      – Как стыдно... нечесаная...

      – Ничего, дитятко, матушка причешет.

      Оленушка утерла простыней влажное лицо и откинула назад волосы.

      – Дедушка, я хочу испить, кисленького. – Юродивый метнулся в передний угол, где на столе стояли глиняные кружки. Он взял одну, открыл крышку,