Луша. Карина Кокрэлл-Ферре

Семеновна.

      Лушка задумалась. Литературу она считала неплохим уроком в расписании: ей всегда удавалось садиться в дальнем углу класса, где можно было рисовать без особых помех.

      – Мне некогда.

      – Вот как! Чем же ты так занята?

      – Я рисую.

      – Одно другому не помеха. Просто ты еще не встретила свою книгу.

      – Что значит «мою»?

      – Ну, такую…Такую, которую не забудешь, которая станет помогать.

      – В чем?

      – Во всем. А хочешь, я угадаю, какая книга – твоя?

      Лушка пожала плечами.

      – Ну, хорошо.

      – Только все должно быть честно. Идет?

      – Идет.

      Лариса Семеновна загадочно улыбнулась, встала из-за стола и пошла к полкам. Лушка отвернулась и стала смотреть в окно на опустевший лагерь. Она подумала, что зимой сюда, наверное, приходят звери и укрываются на верандах деревянных корпусов. Картина в голове ожила, и ей ужасно захотелось это нарисовать.

      Но Лариса Семеновна уже шла от полок с какой-то книгой.

      – Условие такое. Ты прочитаешь прямо сейчас первые пять страниц, я тебе мешать не буду, и скажешь, угадала я или нет. Только честно.

      – Хорошо.

      Лушка взяла в руки книгу. Лиса, утка, снег. Фамилия смешная: Мамин-Сибиряк. В школе бы его задразнили. Название «Серая шейка». Вздохнула.

      – А хотите, я вас сначала нарисую?

      И, не дожидаясь ответа, достала из рюкзака на пуговице блокнотик и карандаш.

      – Ну хорошо, нарисуй. С книжкой успеется. Так ты хочешь стать художником?

      Луша не ответила и начала ловко рисовать, бросая быстрые взгляды на Ларису Семеновну, которая непонятно почему оробела и оттого немного дурачилась, торжественно и театрально гримасничая, на что Луша не обращала внимания и даже ни разу не улыбнулась.

      – Ты левша? – вдруг спросила Лариса Семеновна тихо и сочувственно.

      Луша смутилась и так повернула левую руку, чтобы Лариса Семеновна не увидела шрама.

      – Иногда. Но в школе нет. А пишу я уже правой – переучилась, и хорошо пишу, – сказала поспешно и с гордостью.

      – И как же тебе удалось переучиться?

      И так, пока рисовала, Луша, сама не заметив, рассказала Ларисе Семеновне как ее переучивали из левшей…

      До самого первого класса родители не замечали, что Лушка – левша. Да и как тут заметишь? Мать с отцом всю неделю на работе, а она в деткомбинате на пятидневке, дома только на выходных, а на субботу и воскресенье у матери то стирки накопилось, то на рынок поехала, то в очередях, а у отца то сверхурочные, то «рыбалка с мужиками». А ела Лушка почему-то правой, как все.

      Воспитательница на пятидневке Алл Георгиевна (самая лучшая!) никогда ее за леворукость не ругала, и поэтому Лушка понятия не имела, что она дефективная, а узнала это только от Клары Петровны, когда пошла в первый класс. Там все и обнаружилось в первый же день: правой получалось ужас что, а левой – как у всех.

      В школе больше всего тосковала Лушка по Алл Георгиевне. Молодая, веселая, только что из института, большая выдумщица, она рассказывала интересные истории. Особенно