Луша. Карина Кокрэлл-Ферре

сделал паузу, чтобы Клыков проникся серьезностью факта.

      – Наши люди так по-английски не говорят. Когда я в Лондоне…

      – Ну да, тебя ж из Лондона турнули, – зло хохотнул Клыков и закашлялся, а Тихого заметно передернуло.

      – Ну, ладно-ладно, – вытер губы платком Клыков, – не отвлекайся. Дело-то плохо… Ладно… Анатолий, надо думать, как из этого говна выбираться. Продолжай.

      – А дальше выясняется, что Лукерья Речная в сентябре прошлого года совершила побег из дома и пропадала где-то целый год. Потом вернулась. Неизвестно откуда. Отец для оправдания в школе явно сочинил какую-то тетку в Волгограде. Никакой тетки в Волгограде не существует. Мы проверили адрес. Ложь.

      – В розыск объявляли? Милиция что говорит?

      – Розыск закончился ничем. Дело закрыли.

      – Та-а-ак… Кто родители?

      Тихий не стал даже заглядывать в папку. Она так и лежала на столе закрытая. Знал наизусть.

      – Отец Николай Речной, тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, слесарь авиационного завода, на хорошем счету, висел на Доске почета в прошлом году.

      – Где проходил срочную? – почему-то спросил Клыков.

      – В Белорусском округе, строительные войска. После этого работал на авиазаводе и никуда из города не выезжал. До получения квартиры жил в общежитии рабочей молодежи, где имел связь с комендантом Ковалевой, нашим давним информатором. Никакого интереса к политике никогда не проявлял.

      – Работяга. Это труднее. А не врет стукачка?

      – Ковалеву мне рекомендовали как информатора, доказавшего полную надежность.

      – М-да.

      – Интересы Речного: подледная рыбалка, работа на огородном участке, злоупотребление алкоголем, не выходящее за рамки, то есть без прогулов и вытрезвителя.

      – Да, тут много не выжмешь. А мать?

      – Татьяна Речная, тысяча девятьсот тридцать первого года рождения. В настоящее время недееспособна, после попытки самоубийства.

      – Узнала про комендантшу? – скривив рот, пошутил Клыков.

      Он явно стал дышать свободнее, ровнее. Сипы исчезли.

      – Допрошена заведующая городской столовой номер восемь, где Речная работала поварихой. Работницей характеризуется хорошей, безотказной. Близких подруг не было, но нелюдимой ее не считали. Когда пропала дочь, Речная запила, работу бросила. Полгода находилась в психиатрической клинике на сто первом километре, попытка самоубийства. Потом, по словам завотделением, наступило улучшение, шла на выписку, но наглоталась таблеток три месяца назад. Лежала в коме. После этого не в себе. Персонал соответствующих больниц опрошен, все подтвердили. Проживают Речные по улице Красных Работниц.

      – Знаю, это заводские дома. Родные есть? Проверил, что за фрукты?

      – Никаких родственников вообще. Оба воспитывались в детском доме по улице Речной, тридцать. В нашем местном архиве сказали, это был спецприемник для детей… репрессированных.

      – Для детей врагов народа, – отчеканил