Луша. Карина Кокрэлл-Ферре

Полная несознанка: ничего не знаю, английский по самоучителю выучила… Самоучитель мы, правда, в квартире нашли, но невозможно по самоучителю… такое произношение. Семья рабочая, даже книг в доме нет.

      – А мать совсем плоха?

      – Совсем. Допрос невозможен. То бьется в истерике, то не реагирует. Да и девчонка тоже не совсем в себе. Бормочет про какую-то колоду карт. Осторожно бы надо.

      – Пусть наши врачи мать освидетельствуют. Может, горбатого лепит. Эх, при нормальных методах тут работы на полчаса допроса, а сейчас распускаем сопли, противно… А за девчонкой съезди. Здесь ведь и стены помогают, хе-хе…

      – Николай Иванович, с девчонкой надо осторожно, – повторил Тихий. – Мне ведь тоже звонили. Из отдела Федора Павловича.

      – Вот как! – Полковник посмотрел обеспокоенно и ревниво. – А что ж ты молчал? О чем говорили?

      – Со мной говорили, я слушал. Предупредили, что есть осложняющее дипломатическое обстоятельство.

      – Что?! Это что за «обстоятельство»?

      – Шахиня Пехлеви пригласила девчонку в Тегеран. Официально. Документ пошел по дипломатическому каналу. О существовании Лукерьи, к сожалению, там известно. Это связывает нам руки. Привозить ее сюда не рекомендовано во избежание клеветнического визга всяких вражеских голосов, что в СССР якобы преследуют детей и так далее… За квартирой установлена суточная наружка, никуда не денутся. Муха не пролетит. Завтра, прямо с утра, продолжу допрос на месте.

      – Руки, говоришь, связывает? Запомни, Тихий, если они свяжут нам руки, стране конец. Ну, черт с вами. С отцом что? Он-то у нас?

      – У нас. Ожидает допроса.

      Полковник широко улыбнулся, показав зубы курильщика. Брыли порозовели, и Клыков больше не выглядел покойником.

      – Скажи ребятам, чтоб подготовили. Сам допрошу. Чистосердечное признание облегчает участь.

      – Николай Иванович, учитывая состояние вашего здоровья…

      – Заткнись! Видал я твою работу, молодо-зелено. Эх, что делать будете, когда мы, старики, страну на вас оставим? Все «психология» и чистоплюйство. Оперативный периметр, твою мать, обеспечить не умеют. Позорище.

      Сказал уже без гнева, ворчливо и зачем-то щелкнул выключателем зеленой настольной лампы, звучным, как щелчок ружейного затвора. В свете лампы назойливый и тревожный стук часов из механизма, отсчитывающего минуты до взрыва, вдруг превратился в мерное сердцебиение притихшего здания.

      – Москве доложим так: раскрыли банду антисоветчиков. Щупальца – за рубежом. Пока из управления пришлют своих архаровцев, мы уже провели работу, собрали улики, допросили, получили признания. Я на этом не то что собаку, целый питомник съел. Это всегда срабатывало. В одном ты дело говоришь: за английский девчонки надо уцепиться, хотя одно это зацепка слабая. Язык-то не запрещен, в каждой школе его учат. Может, она способная такая оказалась?

      Господи, что он несет? Лицо Тихого при этом выражало почтительное внимание.

      – Раз улик нет, значит, надо их найти, Анатолий!