Егор Булычов и другие. Максим Горький

на лестницу). Ее счастье. Будь она красивой, вы бы и ее на постелю себе втащили.

      Булычов. Дочь-то? Опомнись, дура! Что говоришь?

      Глафира. Я знаю – что! Шуру-то тискаете, как чужую… как солдат!

      Булычов (изумлен). Да ты, Глафира, рехнулась! Ты что: к дочери ревнуешь! Ты о Шурке не смей эдак думать. Как солдат… Как чужую! А ты бывала у солдата в руках? Ну?

      Глафира. Не к месту… не ко времени разговоры эти. Зачем звали?

      Булычов. Доната пошли. Стой! Дай-ко руку. Любишь все-таки? И хворого?

      Глафира (припадая к нему). Горе ты мое… Да – не хворай ты! Не хворай… (Оторвалась, убежала).

Булычов хмуро улыбается, облизывает губы. Качает головой. Лег.

      Донат. Доброго здоровья, Егор Васильевич!

      Булычов. Спасибо. С чем прибыл?

      Донат. С хорошим: медведя обложили.

      Булычов (вздохнув). Ну, это… для зависти, а не для радости. Мне теперь медведь – не забава. Лес-то рубят?

      Донат. Помаленьку. Людей нет.

Входит Ксения. Нарядная, руки в кольцах.

      Булычов. Ты что?

      Ксения. Ничего. Ты бы, Егорий, не соблазнялся медведем-то, куда уж тебе охотиться.

      Булычов. Помолчи. Нет людей?

      Донат. Старики да мальчишки остались. Князю полсотни пленных дали, так они в лесу не могут работать.

      Булычов. Они поди-ко с бабами работают.

      Донат. Это – есть.

      Булычов. Да… Баба теперь голодная.

      Ксения. Слышно – большой разврат пошел по деревням…

      Донат. Почему разврат, Аксинья Яковлевна? Мужиков – перебили, детей-то надобно родить? Выходит так: кто перебил, тот и народи…

      Булычов. Похоже…

      Ксения. Ну уж, какие дети от пленных! Хотя, конечно, ежели мужчина здоровый…

      Булычов. А баба – дура, так ему от этой бабы детей иметь неохота.

      Ксения. У нас бабы – умные. А здоровых-то мужиков всех на войну угнали, дома остались одни… адвокаты.

      Булычов. Народу перепорчено – много.

      Ксения. Зато остальные богаче жить будут.

      Булычов. Сообразила!

      Донат. Цари народом сыты не бывают.

      Булычов. Как ты сказал?

      Донат. Не бывают, говорю, цари народом сыты. Своих кормить нечем, а все хотим еще чужих завоевать.

      Булычов. Верно. Это – верно!

      Донат. Нельзя иначе понять – для какого смысла воюем? И вот бьют нас – за жадность.

      Булычов. Правильно говоришь, Донат! Вот и Яков, крестник, тоже говорит: «Жадность всему горю начало». Он – как там?

      Донат. Он – ничего. Умный он у вас.

      Ксения. Нашел умника! Дерзкий он, а не умный.

      Донат. От ума и дерзок, Аксинья Яковлевна. Он там, Егорий Васильич, дезертиров подобрал человек десяток, поставил на работу, ничего – работают. А то они воровством баловались.

      Булычов. Н-ну, это… Мокроусов узнает – скандалить начнет.

      Донат. Мокроусов – знает. Он даже рад. Ему – легче.

      Булычов. Ну, смотри…

Звонцов