Васса Железнова (сборник). Максим Горький

на пароход хмурый, усталый.

      – Вот завтра приедем в Астрахань… – сказал однажды Игнат.

      – А она – такая же, как все?

      – Ну, известно!.. А то – какая же?

      – А за ней что?

      – Море… Каспийское море называется.

      – А что в нем есть?

      – Рыба, чудак! Что может в воде быть?

      – Город-от Китеж в воде стоит…

      – То – другое дело! То – Китеж… В нем – одни праведники жили.

      – А в море праведные города не бывают?

      – Не бывают… – сказал Игнат и, помолчав, прибавил: – Вода морская – горькая, пить ее нельзя…

      – А за морем опять земля будет?

      – Известно! Море-то должно же края иметь. Оно – как чашка…

      – И опять города там?

      – И опять города, – а как же? Только там уж не наша земля будет, а персидская… Видал персияшек, которые вот на ярмарке-то – шептала, урюк, фисташка?

      – Видал, – ответил Фома и задумался.

      Однажды он спросил отца:

      – Много еще земли-то?

      – Земли, брат, – о-очень много!

      – А на ней все одинаковое?

      – То есть что?

      – Города и всё…

      – Ну, конечно… Все одинаково…

      После многих таких разговоров мальчик стал реже, не так упорно смотреть вдаль вопрошающим взглядом черных глаз…

      Команда парохода любила его, и он любил этих славных ребят, коричневых от солнца и ветра, весело шутивших с ним. Они мастерили ему рыболовные снасти, делали лодки из древесной коры, возились с ним, катали его по реке во время стоянок, когда Игнат уходил в город по делам. Мальчик часто слышал, как поругивали его отца, но не обращал на это внимания и никогда не передавал отцу того, что слышал о нем. Но однажды, в Астрахани, когда пароход грузился топливом, Фома услыхал голос Петровича, машиниста:

      – Приказал валить столько дров, – тьфу, несообразный человек! Загрузит пароход по самую палубу, а потом орет – машину, говорит, портишь часто… масло, говорит, зря льешь…

      Голос седого и сурового лоцмана отвечал:

      – А все жадность его непомерная – дешевле здесь топливо, вот он и старается… Жаден, дьявол!

      – Жаден…

      Повторенное несколько раз кряду слово запало в память Фомы, и вечером, ужиная с отцом, он вдруг спросил его:

      – Тятя!

      – Ась?

      – Ты жадный?

      На вопросы отца он передал ему разговор лоцмана с машинистом. Лицо Игната омрачилось, и глаза гневно сверкнули.

      – Вот оно что!.. – проговорил он, тряхнув головой. – Ну, ты не того, – не слушай их. Они тебе не компания, – ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они – твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного на берег швырнем, – они дешево стоят, и их везде как собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, – это потому они скажут, что я им – полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый человек – всем людям