Васса Железнова (сборник). Максим Горький

рябь идет по ней, точно ей больно и она вздрагивает от боли.

      – Гляди… гляди!.. – испуганно зашептали на палубе.

      В то же время в пятне света на воде явилось большое, страшное человеческое лицо с белыми оскаленными зубами. Оно плыло и покачивалось на воде, зубы его смотрели прямо на Фому, и точно оно, улыбаясь, говорило:

      «Эх, мальчик, мальчик… хо-олодно!..»

      Багры дрогнули, поднялись в воздухе, потом снова опустились в воду.

      – Пихай его… веди!.. Смотри – подобьет в колесо…

      Багры скользили по борту и царапались об него со звуком, похожим на скрип зубов. Шлепанье ног о палубу постепенно удалялось на корму… И вот там вновь раздался стонущий заупокойно возглас:

      – Го-о-ость…

      – Тятя! – закричал Фома. – Тя-ятя…

      Отец вскочил на ноги и бросился к нему.

      – Что там? Что они делают? – кричал Фома.

      Огромными прыжками Игнат выскочил вон из каюты с диким ревом. Он возвратился скоро, раньше, чем Фома, качаясь на ногах и оглядываясь вокруг себя, добрался от окна до отцовой постели.

      – Испугали тебя, – ну, ничего! – говорил Игнат, взяв его на руки. – Ложись-ка со мной…

      – Что это? – тихо спрашивал Фома.

      – Это, сынок, ничего… Это – утопший…. Утонул человек и плывет… Ничего! Ты не бойся, он уже уплыл…

      – Зачем они толкали его? – допрашивал мальчик, крепко прижавшись к отцу и закрыв глаза от страха…

      – А – так уж надо… Подобьет его вода в колесо… нам, к примеру… завтра увидит полиция… возня пойдет, допросы… задержат нас. Вот его и провожают дальше… Ему что? Он уж мертвый… ему это не больно, не обидно… а живым из-за него беспокойство было бы… Спи, сынок!..

      – Так он и поплывет?

      – Так и поплывет… Где-нибудь вынут – схоронят…

      – А рыба его съест?

      – Рыба не ест человечье тело… Раки едят…

      Страх Фомы таял, но пред глазами его все еще покачивалось на черной воде страшное лицо с оскаленными зубами.

      – А он кто?

      – Бог его знает! Ты скажи о нем богу: господи, мол, упокой душу его!

      – Господи, упокой душу его! – шепотом повторил Фома.

      – Ну, вот… И спи, не бойся!.. Он уж теперь далеко-о! Плывет себе… Вот – не подходи неосторожно к борту-то, – упадешь этак – спаси бог! – в воду и…

      – А он тоже упал?

      – Известно, упал… Может, пьян был… А может, сам бросился… Есть и такие, которые сами… Возьмет да и бросится в воду… И утонет… Жизнь-то, брат, так устроена, что иная смерть для самого человека – праздник, а иная – для всех благодать!

      – Тятя…

      – Спи, родной…

      III

      В первый же день школьной жизни Фома, ошеломленный живым и бодрым шумом задорных шалостей и буйных, детских игр, выделил из среды мальчиков двух, которые сразу показались ему интереснее других. Один сидел впереди его. Фома, поглядывая исподлобья, видел широкую спину, полную шею, усеянную веснушками, большие уши и гладко остриженный затылок, покрытый ярко-рыжими