Собрание сочинений. Том 1. Голоса. Генрих Сапгир

даже то, чего на свете нет,

      ты мне покажешь, ф и о л а н н ы й э б р а.

      Я – дерево на брегу Земли.

      Я – дерево и простираю ветви

      к вселенскому – в неведомое – древу,

      к горящим солнцам и шарам планет.

      КОЗЛОБОРОДЫЙ КОНТРАБАС

      Перед нами возникает худосочный СУБЪЕКТ: жидкие усики, козлиная бородка. Несколько истеричен.

      Когда я так вытягиваю шею —

      козлиный профиль мой похож на гриф

      гитары, только менее красив.

      Невзгоды в шее вырыли траншею,

      вот и похож я на картину ту…

      Как ухвачу себя рукой за шею

      и проведу смычком по животу!..

      Да если бы не дека и не лак,

      я был бы точно – репинский бурлак.

      Жена меня убьет. Так мне и надо.

      Общественность жует меня, жует.

      Начальство топчет башмаками гада.

      Терплю и пью – червяк во мне живет.

      Нет! хочется подняться и сказать:

      «Не рвите струны – нервы не трепите!»

      Гипнотизер мне: «Спите, спите, спите» —

      И сонно закрываются глаза.

      (Закрывает глаза, начинает двигаться на сцене, как в замедленном кинофильме.)

      И снится мне: кругом шумит толпа

      прекрасных инструментов. Без ошибки

      определяю: там – альты, здесь – скрипки,

      вот пробуют фаготы, чу! Труба.

      Настраиваются мои соседи

      на что-то грандиозное. Я сам,

      прислушиваясь к дольним голосам

      и согреваясь в солнце на рассвете,

      какой-то подколенною струной

      дрожу. Меж тем свой ровный голос строю

      в строю других, как важный контрабас —

      и если я подонком был порою,

      то отрешен и выверен сейчас.

      Как метроном – похож на человека,

      но выше и прекрасней во сто крат —

      я золотой и пламенный – и небо

      открыто мне, где ангелы парят!

      Вот херувимы к скрипкам полетели

      и сходит серафим к виолончели.

      Вознес трубу архангел Рафаил

      и как подсолнух солнцу протрубил.

      (Говорит со страстью.)

      Я слышу: чья-то тень меня покрыла,

      на гриф легла огромная ладонь.

      Как напряглись мои витые жилы! —

      и я исторг исчерни – золотой

      крик ярости! Я понял: мой соперник

      могуч, как Прометей или Коперник,

      что у престола он один из первых.

      И стали мы бороться: я и он…

      И был я вознесен. И т а м, заплакав,

      признал: «ты победил меня, Иаков» —

      средь ликов и зверей, очей и знаков —

      и гласов, и хвалы со всех сторон!

      (Играет беззвучно, водя рукой поперек живота, как смычком. Пальцы другой руки пробегают от затылка к шее и обратно. Козлобородый контрабас.)

      Не правда ли, я здорово звучу?

      Не слышите?.. Хотя бы смутно, краем…

      Навстречу к вам сходящему лучу

      откройте слух… Себе не доверяем.

      В глухой вселенной каждый одинок.

      Звучит звезда. И рыба. И цветок.

      (Как бы прислушивается к затихающей