О несчастном ректоре замолвите слово. Ректор обыкновенный, подвид бесправный. Валентина Байху

Если уж быть смертницей, то хотя бы успеть пожить в роскоши, как какая-нибудь кинозвезда или аристократка. Она разулась на пороге и с удовольствием разглядывала новый дом в серебристо-голубых и серовато-зеленых оттенках. Здесь имелось все, что требовалось для жизни и, даже, сверх того. Найтмер, следовавший за ней, сказал, что в квартире тоже навели порядок, пока она находилась внизу, но чисто поверхностный – убрали пыль, проветрили, пропылесосили и что там еще нужно. После этого он поставил все сумки в углу и, оставив Марину в компании саламандры, ушел.

      Некоторое время девушка пребывала в жгучей эйфории от шикарности квартиры, но потом вспомнила, что до нее здесь жили все умершие предшественники и градус восторгов снизился до здорового скептицизма и похолодания. Обходя комнату за комнатой, она сначала решила не слишком обживаться, но потом передумала. Не начать обживаться – значило бы признать свою скорую смерть, смириться с выбором, сделанным за нее, а Марина точно умирать не собиралась, и планировала сделать все возможное и невозможное для выживания. Поэтому оставшись в одиночестве, первое, что она сделала: стянула носки с ног и разбросала их по углам, потом сделала то же самое с диванными подушками, переставила несколько статуэток с места на место и, скрывшись в спальне, упала на кровать в позе звезды. Ошарашенный взгляд Топыча, следовавшего за ней, сказал многое о том, что он думал о своей хозяйке в эти мгновения. Но девушка только рассмеялась. Пусть так, зато это лучше, чем трястись в рыданиях и ждать смерти.

      Но и разлеживалась она недолго, здоровый расслабон прервал неожиданный звонок во входную дверь. Звонивший оказался слишком настойчив и Марине прошлось идти открывать. На пороге она замерла, ошарашенно разглядывая Джека Фроста. Он широко ухмылялся, в одной руке держал упаковку с шестью банками пива, в другой громадную пиццу и еще какие-то пакеты с чем-то.