Шофёр. Назад в СССР. Артём Март

очень хорошо, – словно одурманенный проговорил я, – что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге.

      Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки.

      Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках.

      На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким!

      Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль!

      Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской.

      – Свежая, – прошептал я себе под нос, – ни год, ни два. Даже не месяц!

      Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух:

      – Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может…

      С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины.

      – Девиз, – начал читать я, – ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! – Не дочитав, я обернулся к Боевому, – Свежая газета!

      – Да какая ж она свежая?! – Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, – От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал.

      – На самокрутки… – протянул я задумчиво, но весело, – здесь курят самокрутки!

      А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.

      – Игорь, – закричал мне вслед Боевой, – тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило?

      Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу.

      Трасса Армавир – Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога – единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением.

      – Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем?

      Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер.

      – Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! – подошел Боевой.

      – И не январь, – весело сказал я. – Что стоим-то? И куда едем?

      – Ты что, молодой, – удивился он, – память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, – он сделал вид, что всматривается мне в глаза, – вроде трезвый. Альку, вон, прошел, с ее стаканным