Шофёр. Назад в СССР. Артём Март

Выдержал я и вторую девочку-студентку, которая полезла за первой.

      – Руку! Давайте руку! – протянул мне ладонь какой-то мужчина.

      Когда пламя подступило так, что стало уже горячо стоять, я протянул ему руку в ответ. Наши руки сцепились, и я понял, что что-то не так. Ладонь заскользила.

      – У вас в чем-то… рука! – закричал он. – Скользит!

      Видимо, порезал руки битым стеклом, и даже не заметил этого…

      Я ступил на торец сидения и попытался подняться.

      Нет. Так просто, без борьбы, я тут не останусь. Поживет еще Игорь Семеныч Землицын… Потопчет землю своей пасеки…

      С этими мыслями я забрался на сидение и… спину предательски прострелило с новой силой. Я почувствовал, как отнимается нога, и я падаю назад.

      Удара я не почувствовал. Только хруст стекла смешался с гулом пламени. Здесь было жарко. Невероятно жарко, а глаза мгновенно защипало так, что я больше ничего не видел. Стало не продохнуть. Я не понимал в чем дело: то ли дыхание сперло от удара в спину, то ли густой дым проник в легкие. С холодной головой я понимал, что больше не могу дышать, что сознание медленно ускользает от меня.

      – Я за ним! – прозвучал приглушенный мужской голос. Создавалось впечатление, будто я слушаю его из-под воды.

      – Куда ты?! Сдурел?! – кричал еще кто-то. – Внутри огонь! Сгоришь! Сделать ничего нельзя! Пожар простым огнетушителем не потушить…

      Последние слова я слышал так, будто они доносились совсем издали. Из другой жизни. А потом стало темно. И жарко мне больше не было.

       Где-то под станицей Красная

       1980 год. СССР

      Мне было жарко. В глаза бил яркий свет.

      – Игорь! – почувствовал я, как кто-то трясет меня за плечо, – Вставай, молодой! Ты че на ровном месте падаешь?! Чай не пьяный!

      Звал меня мужской голос. Старческий и прокуренный, он тянул букву г на кубанский манер.

      – Игорь!

      Я поморщился, потом открыл глаза. Синее небо. Солнце стояло высоко и сильно слепило. Хотелось пить, а лицо горело, обожженное солнечными лучами. В следующее мгновение я тут же вскочил.

      Мужчина, что разбудил меня, удивлённо отпрянул. При этом что-то очень тихо звякнуло.

      – Ты че, молодой? – прохрипел он. – То в обморок ни с того ни с сего, то, как ужаленный скачешь!

      Пару мгновений мне потребовалось, чтобы проморгаться. Потом я смог сфокусировать зрение.

      Первым делом я увидел его: морщинистое обветренное лицо, крупный нос и маленькие внимательные и очень живые глаза. Во рту мятая самокрутка. На покатых плечах висел старый пиджак. У его левого лацкана позвякивали ордена.

      Боевой удивленно округлил глаза, протер мятой фуражкой вспотевшее лицо.

      – Боевой, – удивленно проговорил я, заглядывая ему в глаза.

      – А кто ж еще? Или ты Брежнева привык экспедитором возить?

      Я недоуменно посмотрел на него. Что за черт?! Это ж Боевой! Экспедитор наш, из колхоза! Вместе мы все восьмидесятые трудились! Уж сколько я рейсов с ним сделал! Сколько командировок прошли мы вместе: и Краснодар, и Ростов,