Песнь серебра, пламя, подобное ночи. Амели Вэнь Чжао

о том, что душа превращается в демона или что-то вроде вурдалака здесь, в центре Элантийской южной заставы, казалась Цзэню неуместной, почти смехотворной. Было бы довольно забавно превратить происходящее в легенду о том, как орда демонов обрушилась на элитных военных генералов империи.

      И все же, подобно тому, как после завоевания хины начали исчезать со своих земель, то же самое произошло и с духами.

      Нет, предполагать, что душа старика превратится во что-то демоническое, казалось неправильным. Для формирования ядра демона – концентрации ци, придававшей чудовищу жизненную силу, – требовались целые циклы, если не десятилетия или столетия. Кроме того, сосредоточившись на текущих вокруг энергиях, парень обнаружил небольшое различие: инь, которую он чувствовал, исходила не от самого трупа, а скорее висела над некоторыми его частями, как облако духов. И теперь, расширив свое восприятие, Цзэнь заметил следы, витающие по всему магазину: в воздухе, на полу, у двери.

      Глаза парня распахнулись. Костяшки пальцев, сжимавшие рукоять кинжала, побелели. В этой тайне было нечто гораздо более интригующее и зловещее.

      Кто-то другой оставил здесь энергию инь. И в мире, где только обученные практики могли манипулировать ци, на ум Цзэню приходил только один человек, владеющий ци, состоящей из инь: демонический практик. Тот, кто использовал запрещенную ветвь практики, черпающую энергию связанного с чьей-то душой демона.

      Такое просто невозможно.

      Ограничения на демонические практики становились все жестче вплоть до восьмисотого цикла Срединного царства, но только в конце эпохи эта ветвь искусств была искоренена. Император Янь Лун, Император-Дракон, уничтожил последних демонических практиков мятежного Мансорианского клана, превратив бывшее Срединное царство в Последнее: эру мира, без вражды между Девяносто девятью кланами и императорским правительством Хин. Выжившие кланы сдались, поклявшись в верности Императорскому двору. За теми, кто этого не сделал, большую часть эпохи велась охота, которая в конце концов закончилась их полным исчезновением.

      Так продолжалось всего восемьдесят циклов, а после произошло элантийское вторжение.

      Цзэнь отпрянул, будто обжегшись, и сломал печать взмахом пальца. Струйки благовоний с шипением погасли, в наступившей тишине слышался только стук его сердца.

      Внимание парня переключилось с беспокойства о торговом реестре, за которым он пришел, на прочесывание местности в поисках новых следов этой странной ци.

      Он отыскал еще один источник концентрации: расплющенный свиток, который лежал под одной из рук старика Вэя. Цзэнь вытащил свиток и развернул его, стряхивая мусор и деревянные щепки. Пульс парня участился.

      На свитке была изображена заклинательная печать, вероятно, скопированная из какого-то учебника. Цзэнь с удивлением изучал иероглиф – структурно сбалансированный, сочетавший в себе прямые штрихи и изогнутые взмахи, которые имитировали символы Хин, но были расположены