Песнь серебра, пламя, подобное ночи. Амели Вэнь Чжао

Нин с пятиструнной цитрой на коленях; и Жуй с грушевидной лютней, прислоненной к плечу.

      Как только прозвучала первая нота, весь остальной мир – запахи чая, яркие букеты пионов на столах, мерцающие ширмы из золота и бамбука на стенах, ерзающие на своих местах посетители, – померк.

      Лань запела.

      Мелодия, плавно вытекающая из нее, словно во сне, казалась теплой на губах. Комната вокруг нее исчезла, ее сменило яркое и четкое изображение. Сегодня вечером она видела сумеречное небо, напоминающее мандарин солнце, задержавшееся на краю света. Его сияние освещало лес, полный золотистых лиственниц. Женщина прислонилась к арке лунных врат. Ее пальцы танцевали над струнами деревянной лютни, и в воздухе разливалась песня.

      Мама.

      Каждый раз, когда Лань пела, ей казалось, что ее мать снова жива. Эхо ее души шевелилось в сердце девушки, направляя ее.

      «Баллада о Последнем царстве» повествовала о четырех Богах-Демонах, которые упали с неба в мир смертных. Там, с помощью своих великих и ужасных сил, они стали правителями, которым поклонялись и которых боялись хины… и, как говорилось, однажды они одолжили свою силу великим воинам, чтобы изменить течение судьбы.

      Почти сто циклов назад Боги-Демоны исчезли. Сама же баллада была написана древними поэтами-шаманами около тысячи циклов назад. Разрозненные стихи, традиционный стиль прозы, были прекрасны на языке хинов настолько, что, по мнению Лань, звучали сносно даже после перевода на элантийский.

      Давным-давно Небеса раскололись

      Их осколки, подобно слезинкам, упали на землю

      Частичка солнца восстала Алым Фениксом

      Кусочек луны превратился в Серебряного Дракона

      Осколок звезд обратился Лазурным Тигром

      Обломок ночи стал Черной Черепахой

      Так начиналась печальная народная сказка о павшей земле, что покинули боги. Элантийцы знали эту историю. В их глазах она служила прекрасным напоминанием о том, что именно они решили судьбу Последнего царства.

      Певицы кружились на сцене, сливаясь с вихрем шелков и сверкающих в свете фонарей драгоценностей, сплетая историю своей земли, своего народа.

      Лань открыла глаза, только когда последняя нота баллады растаяла как снег. Мягкий красный свет фонарей погрузил чайный домик в приглушенную тишину. Посетители замерли, как статуи, и не шевелились, даже когда девушки присели, выполнив последнее движение своего танца.

      Лань облизнула губы, позволив тишине растянуться еще на несколько мгновений, прежде чем присесть в реверансе.

      А потом произошло нечто чрезвычайно странное.

      Из тишины послышались резкие, безошибочно узнаваемые хлопки.

      Точно так же, как хозяин не хлопал своей собаке, исполняющей команды, жители Элантии никогда не хлопали выступлениям в чайном домике. Среди посетителей поднялся ропот, когда они посмотрели на источник шума. Певички зашевелились, слащавые улыбки на их лицах сменились