Милош и долгая тень войны. Ирена Грудзинская-Гросс

мыслил Ежи Анджеевский, но уже в случае Казимежа Выки или Ежи Туровича различие позиций достаточно заметно[55].

      Лучшим примером «обособленности» Милоша служит именно отношение к войне и к национальной военной солидарности. Тогда, в годину испытаний, труднее всего было не ходить строем. Преследование и военные унижения давили, создавали своего рода спираль, которая втягивала в деятельность, не всегда полезную или осмысленную, но постулирующую непрерывность существования сообщества. Милош чувствовал, что его заставляют присоединиться к коллективной вооруженной борьбе, в успех которой он не верил. Отказавшись подчиниться этому давлению, он попадал в ножницы противоречий: герой – предатель, смелый – трус. Тем временем – и здесь я вновь повторю предложение из «Поэтического трактата» – он полагал, что «[п]еред поэтом, независимо от того, в какой захваченной стране он жил, но особенно в Польше, стояли две задачи: во-первых, не поддаваться отчаянию; во-вторых, стараться отгадать причины абсолютного триумфа зла» (WW, 412). И не дать себя убить в порыве бессильной солидарности.

      Павшие и убитые

      Отчаяние подталкивало людей к самоубийству, как это было с Виткацием или с юношами, бросавшимися в безнадежный бой, а Милош ценил их и свою жизнь. Раздумья над причинами абсолютного триумфа зла, должно быть, усилили его неприятие идеологии фашизма и национализма. Вот на чем был основан его выбор гражданского образа жизни в оккупированной Варшаве. А также его критическое отношение к поэтам «Искусства и нации»[56]. Разумеется, здесь действовало еще одно противопоставление: гражданское лицо – солдат. Казимеж Выка считал, что в повстанческой Варшаве гражданского населения было в двадцать раз больше, чем повстанцев[57]. Милош сотрудничал с социалистической организацией «Свобода» («Wolność»). Но для молодежи из «Искусства и нации» (и для их поколения в целом) во время войны единственной общественно значимой ролью мужчины была роль солдата. Во время оккупации, и прежде всего во время восстания, трудно четко отделить гражданских от солдат. Да, были те, кто приносил присягу, а может, даже участвовал в каких-то учениях. Но что сказать о тех, кто строил баррикады, как в стихотворении Анны Свирщинской? О тех, кто на этих баррикадах погибал? Ведь сам поэт писал, переводил, издавал, преподавал, читал лекции – и это была запрещенная подпольная деятельность. Он вел гражданскую войну, занимался гражданской защитой ценностей, сражался против унижения войной.

      Кроме того, Милош удостоен звания Праведника народов мира, у него и у его брата Анджея есть свое деревце в Яд Вашем[58], хотя он утверждал, что это звание полагается только его брату, который активно участвовал в польском подпольном движении, занимаясь, помимо прочего, помощью тем, кому угрожала опасность.

      Согласно биографии обоих братьев в Яд Вашем, в 1943 году Анджей отправил из Вильно в Варшаву спрятанных в грузовике Северина Тросса и его жену, имени которой мне не удалось пока

55

Из беседы Александра Фьюта с Анной и Ежи Турович следует, что между ними и Милошем не было согласия в вопросе его отношения к Варшавскому восстанию. См.: Pan Strach. Rozmowa z Anną i Jerzym Turowiczami [Господин Страх. Беседа с Анной и Ежи Турович] // Fiut A. Z Miłoszem [С Милошем]. Sejny, 2011. S. 55–73.

56

«Искусство и нация» (польск. Sztuka i naród) – литературная группа молодых писателей, именуемая по аналогичному названию конспиративного литературного журнала организации Конфедерация народа, издававшегося в 1942–1944 гг. в Варшаве.

57

Wyka K. Nikifor warszawskiego powstania [Никифор Варшавского восстания] // Życie Literackie. 1970. № 22. Цит. по: Czermińska M. Opowiedzieć powstanie, opowiedzieć zniszczenie (O „Pamiętniku“ Mirona Białoszewskiego) [Рассказать о восстании, рассказать об уничтожении (О «Дневнике» Мирона Бялошевского)] // Literatura wobec wojny i okupacji [Литература о войне и оккупации] / Red. M. Głowiński, J. Sławiński. Wrocław – Warszawa – Kraków – Gdańsk, 1976. S. 283.

58

Звание Праведника народов мира было присвоено Чеславу Милошу и его брату Анджею в 1989 году (номер 4118).