Трамонтана. Король русалочьего моря. Лоурелл Т.К.

к счастью или к несчастью.

      – А может ли появиться?

      Ректор медленно повернулся на каблуке. Очень у него это эффектно получилось: его длинное одеяние, похожее на мантию, немного обернулось вокруг ног, сделав его похожим на змею, приготовившуюся к броску.

      – Уточните вопрос, госпожа де Нордгау.

      – Если человек видит то, во что верит, то что будет, если его убедить, что он видит то, чего нет на самом деле?

      Так же медленно и по-змеиному д’Эстаон улыбнулся.

      – Этот вопрос, – вполголоса отозвался он, – вы зададите другому человеку, дитя мое.

      – А если мы тоже хотим это знать? – прозвенел голос Алехандры.

      – Спросите у вашей однокурсницы, – был лишенный сочувствия ответ. – Вас интересует только это?

      – Подождите, господин ректор, – Клаус был мягко вежлив, – но у меня другой вопрос. Если нас ограничивает только треугольник веры, воли и права… я имею в виду, есть ли что-то еще? Я понимаю, что есть законы…

      Сухопарая рука ректора легла ему на плечо.

      – Не волнуйтесь, господин фон Бабенберг. Вы правы, конечно. Есть другие ограничения.

      Класс снова притих, но ректор заговорил не сразу – сначала занял свое место у окна, поставил перед собой трость и сложил на ней руки. Напряжение в воздухе к этому мгновению можно было резать ножом.

      – Оговорюсь сразу, эти ограничения относятся уже скорее к этике… хотя, пожалуй, лучше назвать их техникой безопасности. Да, это наилучшая формулировка. Поступайте в соответствии с этими законами, и с вами все будет хорошо.

      Он сделал небольшую паузу.

      – Итак, первое ограничение – свобода воли. Если вы хотите, чтобы ваша воля уважалась, уважайте чужую, это логично. К счастью, что-либо сделать с чужой волей крайне трудно, а менталистов крайне мало. Впрочем, вы все молоды, и вполне возможно, что когда-нибудь страсть или искаженное чувство справедливости, или что-то еще может столкнуть вас с этим законом. Просто запомните сейчас и вспомните тогда, что невинность – лучшая защита. Не замарайтесь насилием, и ваша собственная оборона будет крепка.

      Опять пауза, чтобы перевести дыхание.

      – И второе – естественная логика мира. Мир – ваш собеседник, ваш соавтор в творчестве, а собеседников и соавторов надо уважать. Не творите неестественного, как бы вам ни хотелось. Пример… Кто-нибудь приведет пример?

      – Нигромантия, – выдохнул Клаус.

      Д’Эстаон бросил на него взгляд, который Одили показался странно печальным.

      – Да, например, нигромантия, хотя не она одна. Поймите, – голос его напрягся до гулкости, – есть могущество выше вашего и право выше вашего, есть грань, на которой вы должны будете отступить. Называйте это как угодно – судьбой, Творцом, высшими силами, – это неважно. Важно то, что одним из самых страшных соблазнов для вас станет гордыня. Учитесь смирению, и тогда мир всегда будет вам благоволить.

      – Но есть ведь те, кто…

      – Есть, – негромко сказал ректор, – но подумайте об этом так, господин фон Бабенберг,