Трамонтана. Король русалочьего моря. Лоурелл Т.К.

он подмигнул Ксандеру, – сдвинули горы. По вере своей.

      – В других делах, – подал голос крепкий Педро, сидевший по правую руку от Мигеля, – этим же людям никакая вера не помогла.

      – И не только им, – вдруг эхом отозвался Клаус.

      Ректор изобразил намек на поклон, словно благодаря за уместную ремарку.

      – А вот тут, господа студенты, у нас начинаются тонкости. Вы совершенно правы – да, и вы, господин ван Страатен, когда сказали, что все не так просто, и дело не только в том, что верить – само по себе не так уж легко, как кажется. Дело еще в том, что ваша вера имеет прямое влияние только на вас.

      Марта, все это время торопливо поскрипывавшая пером, подняла голову и нахмурилась.

      – Простите, господин ректор, я не поняла…

      – Конечно, – лучезарно улыбнулся ей д’Эстаон, – и я даже вас уверяю, что большинство здесь не поняли, так что вам совершенно не за что просить прощения.

      – Но вы же объясните…

      – Объясню, безусловно, и прямо сейчас. Ваша вера, господа студенты, дает силы вам. То, во что вы верите, определяет то, что вы можете, что видите, что испытываете. Именно вы. Но как бы вы, господин Баумгартен, – он положил руку на широкое плечо Франца, – ни верили, например, что господин фон Бабенберг может… ну, хотя бы летать, пока он сам в это не поверит, никуда он не полетит.

      – А если я поверю и полечу, а Франц, наоборот, не поверит?

      – Прекрасный вопрос! – обрадовался ректор. – И я вам отвечу на него другим вопросом: как вы думаете, господин фон Бабенберг, почему о существовании здесь Академии знают только люди из нашего народа?

      – А вот это легко, – пропела Мишель, с точеным изяществом повернув безупречно причесанную головку к д’Эстаону. – Помилуйте, господин ректор, но здесь же совершенная глушь!

      Многие рассмеялись в голос, даже ректор.

      – Справедливый укор, госпожа Дюбуа, но, увы, дело не в нашей удаленности от бульваров Лютеции. Конечно, у нас тут практически деревня, но Пиренеи – место исхоженное и пастухами, и армиями… галлийскими в том числе. И что же мешает, скажем, какому-нибудь контрабандисту – а уж эти тут все тропы исходили – отметить и нас на карте?

      – Защитные чары? – рискнула Марта.

      Одиль не выдержала.

      – Логически, – начала она, – он увидит чудесную готическую веранду, массивные ворота и мантикору в три раза больше его самого. И все это на глухой тропе в Пиренеях. – Когда никто не вставил слова, она оглядела своих новоиспеченных товарищей. – Да он попросту глазам своим не поверит!

      – Именно, – согласился ректор. – Вот вам и ответ, господин фон Бабенберг: если вдруг ваш товарищ не желает категорически верить в вашу способность летать, он просто останется слеп. Собственно, – он поднял руку, призывая к вниманию, – это и есть то, что отличает нас от вилланов. Не кровь ни в коем случае, не какие-то мистические способности – а вера и верность вере. Только поэтому мы можем то, что другим кажется невозможным, и видим то, к чему другие слепы.

      – Значит, это может любой? – робко заметила Катлина.

      – Абсолютно