Похищенная синьора. Лаура Морелли

промчавшегося мимо в лязге металла. С тех пор она так и бегала за братом, настигая и спасая на самом краю. Бесчисленное множество раз находила ему работу, но Марсель, продержавшись на новом месте пару недель, все бросал под предлогом, что, мол, «подвернулся вариант получше», и попросту исчезал. Сколько было таких исчезновений, полуночных звонков по телефону, стычек с полицией, когда он проводил время в сомнительных компаниях…

      Всего несколько недель назад Анна устроила брата в Лувр охранником. Она стояла перед старинным деревянным столом Жоржа Дюпона, главы службы безопасности музея, и этот здоровенный, быкоподобный господин, поглядывая на нее поверх очков, выслушивал ее заверения в том, что Марсель – очень ответственный молодой человек, а также честный, надежный, заслуживающий доверия. Все время, пока говорила, она держала пальцы скрещенными за спиной и старалась изо всех сил верить собственным словам. А теперь… Теперь Марсель, наверное, уже бросил работу, которую она добыла для него, поставив на кон свою репутацию.

      И тем не менее у нее никогда не получалось долго сердиться на брата. Его улыбка становилась еще лучезарнее, а взгляд небесно-голубых глаз – простодушнее, если он что-нибудь замышлял. А уж когда Марсель заключал ее в дружеские объятия и благодарил за то, что она всегда за ним присматривает, Анна таяла и смягчалась окончательно. Они всю жизнь были верными друг другу спутниками на неведомом, изменчивом пути и соратниками в противостоянии всему миру. К тому же у Марселя было доброе сердце, Анна в этом не сомневалась. Но она не знала, сколько еще сможет терпеть его внезапные исчезновения.

      На этот раз все было по-другому. Раньше Марсель никогда не оставлял ей записок. И никогда не просил, чтобы она его не искала.

      Анна свернула с улицы в своем квартале на боковую дорожку и принялась подниматься по лестнице вверх по склону Монмартра. На полпути остановилась отдышаться. Окинула взглядом с высоты привычную панораму Парижа. Она ожидала увидеть шпили собора Нотр-Дам, словно выгравированные на фоне неба, но этой ночью готический храм превратился в расплывчатое черное пятно, и даже знаменитая Эйфелева башня растворилась во тьме – огни погасили, чтобы цели не видно было с воздуха.

      Преодолев подъем, Анна повернула к улочкам, где кабаре, некогда пользовавшиеся почетом и славой, все еще принимали посетителей. Наверное, Монмартр по ночам казался бы ей, как и всем, прекрасным и удивительным, если бы не был так тесно связан в сознании Анны с годами треволнений из-за матери. Обычно местные улочки полнились смехом и звуками аккордеона, магазинчики, выстроившиеся вдоль извилистых мостовых, были ярко освещены, и владельцы многих из них выносили свой товар на тротуары, привлекая покупателей. Но не сегодня. Монмартр, как и весь город, накрыла пелена затемнения. Свет в витринах был погашен, большинство из них прятались за деревянными и металлическими ставнями. Несколько редких прохожих торопливо прошмыгнули мимо.

      Кабаре, в котором мать Анны и Марселя проводила бо2льшую часть