Внучка берендеева в чародейской академии. Карина Демина

Я вдруг поняла, что сейчас Арей уйдет.

      А я остануся одна, с учебником… и нужна мне самой, без него, этая наука?

      – Извини, пожалуйста, за то, что я… – Вязкие слова, и не такие вежливые, какими должны быть. Со словами мне управляться куда тяжелей, нежели с деревянною палкою, которую наставник повадился совать, требуя представить, будто бы это не палка вовсе, а меч. – За то, что едва тебя не убила.

      – Я сам виноват.

      Ответил.

      И взгляд отвел.

      – Ты меня спас.

      Кивнул.

      Потом мотнул головой:

      – Не я. Кирей. Моих силенок не хватило бы… а он…

      Смолк.

      – Ты поэтому уйти хочешь?

      На лице Ареевом красные пятна полыхнули.

      – Мне не место рядом с тобой.

      – Тебе так дядька твой сказал?

      – Он прав. Я… могу уничтожить твою репутацию.

      – Чего?

      – Зослава. – Арей вздохнул тяжко и потер переносицу. – К тебе уже приглядываются… примеряются… и ты хотела выйти замуж? Ты выйдешь. Боярынею станешь, коль будет твое на то желание… а я… я не та компания, которая подходит для молодой незамужней девушки. Думаешь, никто не видит, что я сюда хожу? И что после скажут?

      Вестимо, что… соврут аль придумают, на придумки, небось, сплетники горазды. Только мне ль бояться злого слова?

      – Присядь, – попросила я Арея. – Будь гостем в доме моем…

      И пускай комната сия вовсе не дом, однако же не посмеет он отказать в этакой просьбе. Негоже гостям хозяев обижать.

      Присел.

      Спина прямая, глядит перед собой.

      Руки в кулаки стиснул.

      Злится? Или переживает… хороший он, хоть и азарин наполовину, да привыкла я к азарам, видать, ежели факта оная не вызывает в душеньке моей ни гнева, ни иной какой эмоции.

      Я же на стол застлала скатерочку белую, которую самолично вышивала васильками да маками. Ладне получилось. На скатерочку и чайник поставила, высокий, заговоренный. Чай в нем долгехонько оставался горячим.

      Чашки звонкие.

      Варенье малиновое, сладкое. Меду…

      – Не побрезгуй, гость дорогой, угощением…

      – Прекрати, – сквозь стиснутые зубы произнес Арей.

      Сушки.

      И пряники, Хозяином принесенные, жалел он меня, страсть, вот и баловал. А я ему отдаривалась, когда рубашечкою, из лоскута скроенною, когда сапожками вязаными. Домовые, они что дети малые, всякое обновке рады, лишь бы с душою была. Мой-то некогда объяснял, что оттого и не важен им ни фасон, ни размера, что не самую вещь они примеряют, но намерение, с которым ее делали.

      – Возьми. – Я самолично наполнила чашку духмяным травяным отваром. – И скажи мне, Арей, чем обидела я тебя.

      – Ничем, Зослава.

      – Тогда отчего ты думаешь обо мне так… дурно?

      Он вздохнул.

      – Ты не понимаешь…

      – Не понимаю, – охотно согласилась я. – Объясни мне, дурище, отчего это все вдруг разом переменилось?

      Чашку он принял. Аккуратно на ладонь поставил, а я приметила,