Поцелуй Зимы. Надя Хедвиг

мне удалось поверить, что никакой утопленницы в воде нет, что-то снова хрустнуло в груди. Еще один крошечный кусочек откололся от печенья.

      Лишь несколько лет спустя я поняла, что печеньем была моя душа.

      Окно за моей спиной было распахнуто настежь, пахло надвигающейся грозой. Дождь должен был пойти совсем скоро. Я усадила Лестера на кушетку, села на единственный на кухне стул и приготовилась слушать.

      Он неуверенно пошарил пальцами по столешнице, наткнулся на мою чашку, сделал большой глоток и тут же зашелся кашлем.

      – Кипяток, – сообщила я без тени сочувствия.

      Отгородившись стопкой исписанных листов, я украдкой за ним наблюдала. Лестер и вправду напоминал недавно освободившегося узника концлагеря. А может, я просто перечитала книг, которые нашлись в этой богом забытой квартирке, – сплошь воспоминания фронтовиков и блокадников. Но Лестера и правда непривычно было видеть таким немощным. Я бы спросила, что такого произошло за три года и почему он из сияющего принца превратился в оборванца, но опыт подсказывал: чем больше расспрашиваешь, тем больше таинственности он напустит. Лучше подождать, пока сам расскажет.

      – Я слышу твои мысли, – прошелестел Лестер.

      – Так ты теперь не волшебник, а телепат?

      – Нет, конечно! Но это несложно. Воздух перед тобой вибрирует. Страх? Вряд ли ты меня боишься. Недовольство? Грусть? Ах, моя радость, я нравился тебе больше, пока был ненастоящим? – Он в притворном огорчении склонил голову набок. – Но что мы все обо мне. Ты вернулась в реальность, да? Сколько уже? Неделю назад? Две?

      – Месяц.

      – Ого! – Он задумчиво цокнул языком. – Как это я пропустил… Но вообще-то – и правильно. Все лучше, чем парить в невесомости. Там ведь все такое пресное… Интересно, какой ты стала? Слышу, что голос окреп. А сама? Такая же русоволосая красавица?

      В голосе его сквозила насмешка, но до того тонкая, что кто другой вряд ли распознал бы ее. Я невольно провела рукой по волосам – они уже так отросли, что легко заплетались в косу. Про красавицу я ничего не знала. Единственное в квартире зеркало висело в темной ванной с мигающей лампочкой, и я не то что лицо, а даже собственные ноги едва различала, когда мылась. Но Лестеру об этом знать было необязательно.

      – Чего ты хочешь? – спросила я.

      – А ты? – Лестер снова поднес чашку к губам. – Почему ты вернулась?

      Я посмотрела прямо в белесые глаза. Знает ли он, что Костя погиб? И что я, собрав остаток сил, выдернула себя и Эдгара из реальности, когда это произошло?

      – Захотела, – коротко бросила я.

      Лестер наклонился вперед. Чудом не расплескав остатки чая, втянул тонкими ноздрями воздух.

      – Грусть. Старая… Почти не болит. Ты жалеешь? – Он потрогал воздух передо мной кончиками пальцев. – Ай-яй. Я же говорил, не принимай поспешных решений. А еще лучше – не оживляй того, чему жить не следует. Говорил? Говорил! Три года жизни! И кому ты сделала лучше? Косте? Мертвые, знаешь ли, непритязательны. Он никогда не узнает, что ты