Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский

никогда не был. Глупцы, не догадываются, что я от них уже почти убежал!»

      – Увставать, червени Schweinehund!17

      Снова удар в висок. Волков крепко, до скрипа, сжал зубы. С трудом поднялся и стал, шатаясь из стороны в сторону.

      Толпа стояла кругом, но уже не такая плотная. Она таяла и стекала в переулки.

      – Так какой ему приговор, панове граждане? – снова обратился к толпе толстяк, несколько раздражённо.

      Толпа молча продолжала растекаться.

      – Брати солдатики? Что скажешь, Иржи? И ты, Янек?

      – У ванну купать, – сказал Иржи.

      – У ванну, – подхватил Янек. – У санаторию! У Карловы Вары!

      И пнул Волкова прикладом в спину.

      Волков вскрикнул, потом неожиданно для самого себя рассмеялся. Нет, не даст он им радости, не покажет боли.

      Чехи с удивлением посмотрели на него. Иржи снова ткнул его прикладом в бок, хотя уже не так сильно.

      – Ты ещё много раз будешь жалеть, большевицкий пёс, что я тебя не повесил, – заявил толстяк. – Пшёл!

      Волков бросил последний взгляд на опустевшую площадь. Раскачивался в петле инвалид Лукин. Сидел на земле, опираясь спиной о столб виселицы, несчастный Пинчуков и глядел вниз, на распоротый живот уже затвердевшими глазами. Он успел затолкать обратно в брюшину только половину кишек, остальные грязными кольцами валялись на земле.

      Доктор Деревенко и Чемодуров исчезли. «Бросили… Убежали… Как зайцы, – горько подумал Волков, но тут же спохватился. – Что же им, тоже в петлю? Нет, хорошо, что успели уйти…»

      Волков и его конвоиры прошли узким переулком, потом свернули в ещё более узкий и тёмный, который закончился тупиком. Ударами прикладов солдаты направили Волкова через дырку в заборе в грязный, тесный двор, заросший лебедой и татарником.

      Дальше пошли сплошь дворами и снова узкими, как норы, переулками.

      Спустя час, наверное, Волков понял, что подошли к окраине города.

      На одном из поворотов Волков в последний раз оглянулся, и ему показалось, что сзади далеко мелькнул Чемодуров. Мелькнул и снова исчез за углом избушки.

      Показалось? Нет, точно, Чемодуров. Волков убедился, когда сворачивали за угол в очередной раз. Чемодуров идёт следом. Старик, который всегда и всего боялся, а в последнее время – собственной тени, идёт за ним. «Зачем? Ведь я уже мертвец. Мои шаги и мысли – всего только вид агонии. Терентий идёт за моими убийцами, не оставляет меня одиноко умереть, а доктора нет. Доктор сбежал. Вот так. Значит, не зря болтали, что доктор – агент красных. Он – агент, а убивать ведут меня, а не его, хоть я никакой не красный, как и старик Лукин, и не контрреволюционер, как несчастный добряк Пинчуков. Как он радовался моему спасению, как слушал внимательно, как переживал за меня, смеялся, огорчался и успокаивал меня… И вспороли ему живот – кто? Те, кого он считал спасителями. И я так считал, а Деревенко их ненавидит, но сам остался живой. За что ему такая награда?»

      Дома кончились,

17

Красная свинья собачья.