То Да Сё. Виктор Алексеевич Гончар

шинели.

      Яков легко подхватил из руки женщины котомку, сделал ещё пару шагов, размахнулся и, натужно ухнув, пологой дугой метнул её под колеса, приближающийся кареты.

      Глухой взрыв сотряс утреннюю улицу Витебска. Яков попал аккурат куда надо. Карету подбросило, колесо её подломилось, и она жахнулась на бок.

      Двое казаков сразу упали на мостовую, остальные пытались лихорадочно сдёрнуть висевшие за их спинами винтовки. Из пролётки, словно безвольные кули с углём, вывалились трое – оглушённые, ничего не соображающие.

      Солдат со спутницей выхватили револьверы и принялись стрелять по упавшим. Неожиданно быстро всё заволокло чёрным дымом.

      Казначей ползал в пыли и тонко визжал до тех пор, пока в него не попала пуля.

      «Я жив», – с безразличным удивлением подумал Яков.

      Это вызвало удивление. И ещё тошноту. Его вырвало.

      Из ближайшего переулка выскочили две пролётки. Разрывая губы лошадям их осадили – они встали как вкопанные возле обломков кареты.

      Яков на непослушных ногах пошёл к первой. Налётчик, переодетый извозчиком, заорал истошно.

      НАЛЁТЧИК:

      – Мешки, мешки грузи!

      Ноздри его раздувались от едкого порохового запаха. Он даже приседал от возбуждения. Тыкал в сторону кареты рукой с вожжами и ещё орал без устали.

      НАЛЁТЧИК:

      – Ох, и свезло тебе паря: адская машинка с нитроглицерином и в руке может рвануть, а тут… ты моло́дчише: с самоубийственного расстояния ахнул, практически себе ву́смерть. Но вот – получилось же, а тебя уже все хоронили. Гуляй паря, почитай смерть рядом прошла!

      Яков видел это всё словно сквозь толщу воды. Звуки были такими же – приглушёнными и вязкими.

      Десять мешков были мгновенно погружены в первую пролётку. Яков очнулся, уже сидя на них сверху, когда призовые рысаки полетели пустынной Скобелевской.

      Молодой налётчик на козлах хохотал в голос. Видно было, что его переполняет азарт.

      НАЛЁТЧИК:

      – Сам-то не ранен?

      Яков отрицательно помотал головой. Сказал безразлично.

      ЯКОВ:

      – Я жив…

      Вдруг откуда-то впереди и слева, из проулка, стали раздаваться хлопки частых выстрелов. Там был полицейский участок.

      Яков увидел, что из дверей участка высыпали люди и на бегу стреляют по пролётке.

      Главный из них, молодой жандармский поручик (Жандармский Поручик), никак не мог извлечь из кобуры свой револьвер и зло материл нижних чинов.

      Вдруг тот, что на козлах, начал валиться набок и выпал на мостовую. Яков только успел заметить, как мелькнула в пыли его оскаленная улыбка.

      Яков поспешно занял его место на козлах и пустил лошадей вовсю. Ещё успел заметить прижавшегося к стене какого-то унтера с выпученными глазами (Тищенко).

      Вскоре Якову удалось уйти от плохо организованной погони.

      11. ИНТ. ВЕЧЕР. ТАРКОВИЧИ. ДОМ СОЛОМОНА КАЦА

      Местечко, где проживали евреи в пределах черты оседлости, когда-то было и родиной Якова тоже.

      Яков переступил порог родительского дома.

      ЯКОВ:

      – Здравствуй,