Синдром Настасьи Филипповны. Наталья Миронова

чтобы из-за меня у вас начались неприятности.

      На миг его взгляд стал строгим, пристальным, колючим.

      – Вы попали в какую-то историю? Да нет, ни за что не поверю. Фарцовкой вы не занимаетесь… У вас нашли что-нибудь запрещенное? – догадался Лещинский.

      – Нет… Хотя вы почти угадали. У меня была беседа с агентами КГБ. Меня… приглашали на спецотделение.

      – Ах, вот в чем дело! – с облегчением улыбнулся он. – Я мог бы и догадаться. Сильно они вас напугали?

      – Они просили не разглашать… – сказала Элла. – Подписку требовали.

      – А вы дали?

      – Нет.

      – Ну вот и хорошо. Устраивайтесь поудобнее и расскажите мне все подробно. Не волнуйтесь, дальше меня это не пойдет.

      Элла рассказала о своей встрече с агентами. Лещинский несколько раз останавливал ее, переспрашивал, уточнял, просил ничего не упускать. Элле уже самой не верилось, что всего час назад она так дерзко и нагло беседовала с агентами КГБ.

      – Они представились? – спрашивал Лещинский. – Документы предъявляли?

      – Нет, не предъявляли.

      – А что же вы? Могли потребовать.

      – Я… как-то растерялась, – призналась Элла. – Вряд ли это были их настоящие имена.

      Когда она дошла до еврейского происхождения Пушкина, Лещинский расхохотался до слез.

      – Элла! Вы молодчина! Вот так их и надо бить! Давайте, что там было дальше.

      Она рассказала ему заодно про Нечипоренко М. Н., начальника паспортного стола.

      – Ну, Нечипоренко М. Н. – мужик темный, это понятно. Но эти-то могли бы хоть что-то знать! Давайте дальше.

      Когда она рассказала ему о речи Брежнева, Лещинский даже не засмеялся, но окинул ее долгим взглядом, полным восхищения.

      – Потрясающе, – признал он после долгого молчания. – И на этом вы расстались?

      – Да. Они только про подписку еще раз сказали, но я слушать не стала и ушла. Как вы думаете, меня могут отчислить?

      Лещинский взял ее за оба запястья. Элла не отдернула руки, но он почувствовал, что внутренне она отпрянула, ушла от него. И все-таки не разжал пальцев.

      – Ну… врать я вам не буду: все возможно. Но вряд ли. Если они решатся настаивать на отчислении, давить на ректорат, то разве что из мести. Поймите, вы для них – ценный кадр. Из вас можно попытаться сделать агента-нелегала. Забросить в Штаты, и вы там сольетесь с окружающей средой. Идеальная маскировка!

      – А если я сбегу?

      – Они об этом подумали, не сомневайтесь. И вы ясно дали им понять, что вы озлоблены на власть. Детский дом, голод, несправедливость, унижения… Здесь у вас никого нет, никаких заложников. Вы очень грамотно провели разговор, Элла. Они так и доложат по начальству: мол, кадр ненадежный. – Лещинский помолчал. – Давайте надеяться на лучшее. Вы у нас образцовая студентка. Ленинский стипендиат. Может, они просто отступят. А если нет… Вы можете спокойно перевестись в любой другой вуз. В Тореза, в МГУ… Ну, может, пропустите один курс, пойдете опять на первый, но вам же не в армию идти.

      – Но я хочу учиться здесь, – возразила