Синдром Настасьи Филипповны. Наталья Миронова

романтики. Здесь тоже стояла длинная очередь, но вся она помещалась внутри. И все почему-то ждали чая, а горячий шоколад можно было взять без очереди. Лещинский заказал две большие чашки шоколада. Себе он взял еще пирожное «творожное кольцо», а Элле – кусок торта, облитого хрустящей карамелью. Словно угадал, что она изголодалась по сладкому.

      Нет, это был не настоящий шоколад, не такой, как он пил за границей, похожий на ее глаза. Даже тот шоколад был не слаще ее глаз. Но ей он этого говорить не стал. Она пила этот шоколад, больше смахивающий на обыкновенное крепкое какао, с самозабвенным наслаждением.

      – Хотите еще? – спросил Лещинский, когда все было выпито и съедено.

      – Нет, спасибо, хватит! – улыбнулась Элла.

      – Раз уж вы не захотели коньяка, шоколад – тоже неплохое средство от шока. А у вас был самый настоящий шок, Элла.

      Она тут же снова помрачнела.

      – Как вы думаете, меня могут… Хотя я уже спрашивала.

      Лещинский распахнул перед ней стеклянную дверь кафе.

      – Мы же договорились: будем переживать неприятности по мере их поступления. Я понимаю, это трудно, но все же старайтесь просто об этом не думать. Там видно будет. Может, отчислят, а мы вас снова зачислим. Идемте, я отвезу вас в общежитие. – Он открыл ей дверцу машины.

      – Может, я сама доеду? – смутилась Элла. – Это же далеко…

      – Колеса довезут, – улыбнулся Лещинский. – Садитесь. А то получится как у Жванецкого: «Шоколад в постель могу себе подать, но для этого надо встать, одеться, приготовить, а потом раздеться, лечь и выпить». Я вас сюда привез, я и домой доставлю. Кстати, о доме… вы подали заявление на жилье?

      – Нет, – опешила Элла. – Какое жилье?

      – Вы выросли в детдоме, – принялся терпеливо объяснять Лещинский. – Государство обязано предоставить вам жилплощадь. Вы же не можете до скончания века жить в общежитии! Но для этого надо подать заявление… я точно не знаю, куда. Могу узнать, если хотите.

      – Я сама узнаю, – ответила Элла. – Я должна уметь сама о себе заботиться.

      – Простите, я не хотел вас обидеть, – поспешно извинился Лещинский. – Просто с этим не нужно тянуть.

      – Хорошо. Я завтра же узнаю, – пообещала Элла.

      Ей не хотелось разговаривать. После торта и сытного шоколада ее немного клонило в сон. А главное, ей хотелось просто молча ехать. Ехать и ехать, ни о чем не думая. Тем более о том, что придется покинуть привычное общежитие на улице Миклухо-Маклая и переселиться куда-то, где кругом будут белые люди. Но как ему объяснишь? Она замкнулась в глухом молчании, чувствуя себя неблагодарной скотиной. Он ее выслушал, поддержал, утешил, прокатил на машине, угостил шоколадом, а она надулась, как сыч, вот и вся благодарность.

      – Я что-то не так сказал? – спросил Лещинский.

      – Да нет, все так. Все было чудесно. Спасибо вам большое.

      – Я же чувствую, – продолжал он. – Я понимаю, вам не хочется уезжать из общежития, хотя вообще-то это уму непостижимо. Запахи, грязь, тараканы…

      – В детдоме тоже были тараканы, – отозвалась Элла. –