Другие. Ошибка. Тесс Хаген

ты не даешь мне даже шанса попробовать узнать тебя и показать себя! Чего ты боишься? – я поднялся вслед за ней, перегораживая дверь. Илка протиснулась мимо меня, и мы оба вышли на улицу, где уже порядочно стемнело и накрапывал дождь.

      – Ничего! Я просто не хочу.

      – Но как же так?

      – У тебя бывало такое, – она вдруг остановилась и повернулась ко мне, – что ничего не хочется? Ни общения, ни работы, ни любви? Вообще ни-че-го! Оставь меня в покое, пожалуйста.

      И, несмотря на свои слова, Илка стояла и смотрела на меня, будто ожидая чего-то, то ли согласия, то ли возражения. А я хотел бы сказать ей всё как есть, но боялся. Обвинял в страхе её, но при этом чувствовал, как собсивенное сердце сжимается в ужасе.

      – Всё время. Я давно так живу. Вернее жил. Пока не увидел тебя, – дождь усиливался, и на щёку венгерки приземлилась тяжелая капля. Осторожно стерев её, я неожиданно тихо и как-то нежно добавил, – дождь. Если хочешь, можешь оставить меня здесь. И я обещаю, что больше никогда не потревожу тебя. Лучше закончить всё, ещё не начав, чем начать, попробовать, и…

      – Если пойти прямо, то можно выйти к Дунаю, – она отвела мою ладонь от лица, запахнула кофточку и медленно пошла вдоль улицы.

      – Я не очень люблю Будапешт, хотя бываю тут очень часто. По работе.

      – А я даже не знаю, как к нему отношусь. Приехала сюда вместе с родителями, когда отца перевели по службе. Уже лет пятнадцать прошло, наверное. Мне больше нравятся совсем крошечные городки, такие, чтобы пару улиц и все друг друга знают.

      – Тяжело жить среди тех, кто знает о тебе всё.

      – Почему? Как одна большая семья. Уютно и спокойно, не обязательно притворяться, можно быть самим собой.

      – Тебе, наверное, просто повезло с семьей.

      – Возможно.

      – А мы ведь промокнем.

      – Точно. Ты говорил, что недавно выздоровел.

      – Буквально вчера, – улыбнулся я.

      – Тогда стоит переждать дождь.

      – Не хочу. Если ты не боишься простудиться, то давай лучше прогуляемся. Разговаривать на ходу у нас выходит лучше.

      – Не боюсь. Привыкла к дождям. Почему-то всегда забываю зонт в такую погоду.

      – У меня вообще нет зонта. Из-за постоянных переездов вещей всего небольшой чемодан. Ничего лишнего.

      – Так странно, не представляю, как можно проводить всю жизнь в дороге.

      – Легко. Я и сам не заметил, как приспособился. В такого рода аскетизме есть своя прелесть.

      – Что тогда можно называть домом?

      – Людей. У меня парочка близких друзей-коллег, – заметив, как она поежилась, я дотянулся до её ладошки, – у тебя руки холодные. Замерзла?

      – Не-а, – скромно ответила Илка, тем не менее не отказываясь от моей тёплой ладони. Я еле удержался, чтобы не выдохнуть от очередного облегчения. Всё это выглядело со стороны так смешно и чуточку нелепо, что мне хотелось и смеяться и плакать от умиления. Идиот.

      – Давай возьмём горячего чая на вынос хотя бы?

      – Как хочешь.

      В ближайшей забегаловке