Пути-дороги. Борис Крамаренко

в нее половину кисета.

      – Спаси Христос, сынок! Выручил ты меня табачком, – благодарно улыбнулся старик.

      Андрей уселся на бугорок, стал закуривать. Рядом с ним, кряхтя, опустился пастух.

      – Так ты, значит, женихом ей доводишься? – спросил он Андрея и с какой-то особой лаской в голосе протянул: – Хорошая девка… Да только… – Старик, не договорив, опустил голову.

      – Что, дедушка, может, она больна?

      – Нет, не в болезни дело. Как тебе и казать-то? – замялся пастух. – Ты ее, хлопче, лучше забери оттуда. Будь он трижды проклят, хутор этот, с хозяином вместе!

      Старик задумчиво ковырял палкой землю. У Андрея, взволнованного намеками пастуха, кольнуло в сердце, но дальше расспрашивать он не решался. Ему казалось, что вот-вот он услышит что-то страшное, от чего померкнет для него яркий солнечный свет. Наступило молчание…

      Наконец Андрей робко проговорил, заглядывая старику в лицо:

      – Дедушка, ты что-то знаешь… Скажи!

      Лицо старика стало суровым.

      – Волобуй ей проходу не давал прошлое лето, – заговорил он, как бы нехотя. – Раз в это время скотину пригнал. Дома-то никого не было, окромя их. Хозяйка в станицу поехала. Слышу Маринкин голос: кричит, словно ее кто душит. Я в хату побег. Гляжу, она от Волобуя в чулане отбивается… Хозяин-то пьяный. Насилу оборонил… Ну, а как проспался, так мне и ей наказывал никому не говорить. «Это, – кажет, – я пошутил», а какая уж шутка! – Старик сплюнул. – Он такими шутками не одну девку испортил… Хозяйка утром приехала, а Марина в синяках ходит. Ну, Маринка хозяйке и рассказала. С тех пор жизни ей нету: задавил работой рыжий черт. А прогнать не хочет – работница она, сам знаешь, цены ей нету!

      Андрей молча сел в седло и поскакал.

      Марина с утра работала на волобуевском огороде. Она срывала молодые огурцы и складывала их в большую плетеную корзинку.

      За высокими тополями послышался стук подков о деревянный настил моста. Затем из-за камышовой заросли показался всадник. Не доезжая до огорода, он спрыгнул с лошади и бегом направился к Марине. Девушка вскрикнула, узнав Андрея.

      Первое мгновение они молча смотрели друг на друга. Заметив, что Марина пошатнулась, Андрей подхватил ее и крепко прижал к груди.

      Очнувшись, она полными радости глазами пристально посмотрела на Андрея.

      «Андрей, счастье мое! Родной мой! Жив, жив!» – говорили ее глаза, но губы уже дрогнули в такой знакомой Андрею насмешливой улыбке:

      – Устала я корзины с утра тягать. Голова закружилась, а ты рад скорее облапить. Пусти, медведь.

      Но Андрей, не слушая Марину, жадно искал ее губы своими губами и, найдя их, еще крепче обнял девушку.

      Взявшись за руки, они пошли с огорода. Конь Андрея, почувствовав свободу, беззаботно принялся ощипывать листья молодой капусты.

      Андрей и Марина сели на краю балочки и стали говорить о разных пустяках, не решаясь коснуться того, что их волновало. У воды в камышах клохтала лыска, сзывая разбегающихся цыплят. Над рекой с пронзительными криками носились чайки, зорко высматривая в воде зазевавшуюся рыбешку. Высоко