Город. Савелий Лукошкин

криков в небе чаек

      Там колдуют твои дети

      Там сплетают из крапивы

      Обереги и браслеты

      И дары приносят духам

      Что живут среди крапивы

      Среди зарослей бурьяна

      А один – под старой шиной

      А один – во тьме оврага

      Слушай песню же о ветре

      Об осеннем славном солнце

      О полях быстрых сражений –

      Пустыре между домами!

      Стремительным ритмом я вбил последнюю фразу, и вдруг стало очень тихо. Очень. Так тихо, что я сообразил, что только что и печатал, и декламировал вслух.

      Интересно, – иронически констатировал я.

      Любопытно, – поразмыслив, добавил я.

      Но на самом деле мне было страшновато. Эти строчки сложил не я. Четверостишья сами разворачивались у меня в голове, а я только кричал и печатал.

      Как радиоприемник.

      Или как одержимость, если я правильно понимаю, что это слово значит.

      Остаток дня я провел дома, листая газеты, поглощая чай с молоком и иногда робко возвращаясь к машинке. Читал осторожно, не полностью.

      Мне все больше нравились эти неожиданные подражания карельским рунам, но я боялся. Вдруг прочитаю – и снова превращусь в барабан, по которому застучат ритмы чужих слов.

      Намек и так был понятен. Вечером я отправился на пустырь.

      Было прохладно, на серо-голубом небе поблескивали первые звезды. Легкий ветер гладил лицо. Я прислонился к трансформаторной будке и закурил.

      В центре пустыря, сливаясь с сумерками, стояли кругом темные невысокие силуэты.Стая детей собралась на вечерний совет?

      Я ждал, приглядываясь, принюхиваясь, отдыхая.

      Дети наконец заметили меня. Развернулись полукругом, двое направились ко мне.

      Они приближались, я ждал.

      Дети – когда они оказались ближе, я увидел, что это мальчик и девочка, близнецы с бледной кожей и темными волосами – развернулись, не дойдя до меня пяти шагов, и бегом бросились прочь, за угол дома. Остальные медленно попятились подальше от меня, в сумерки и заросли кустов.

      Я затушил сигарету и пошел домой. Все это было странно и тревожно.

      За углом меня встретил здоровенный толстяк в подозрительно сверкающем фартуке и с пиратской бородой. В тени этого гиганта, так что я их не сразу и заметил, скрывались близнецы.

      – Что вы здесь делаете? – требовательно спросил он.

      Это было чересчур.

      – Гуляю, – коротко ответил я и собирался пройти мимо, но не тут-то было.

      Здоровяк ухватил меня за борт пиджака и развернул к себе, – Стойте на месте, не то позову полицию.

      – Отпустите, – как мог твердо сказал я, – Не то я сам позову полицию.

      – Он на нас смотрел, – пискнул из подножья здоровяка один из близнецов. Вот поганцы!

      Однако мужчина все-таки отпустил мой несчастный пиджак и чуть отодвинулся. То, что я не попытался броситься прочь, явно его успокоило.

      – Что вы здесьделали? – уже миролюбиво спросил он.

      Я пожал плечами и честно ответил, – Гулял.

      – Вы приехали погулять из другого района? Я вас не знаю.

      Я