Город. Савелий Лукошкин

за три-четыре текста – совсем неплохо. Месячная плата за квартиру обошлась мне в сто.

      Он тут же достает из кармана бумажник потертой коричневой кожи и вручает мне купюру.

      Договорились. В перспективе я листок целиком свалю на вас, а сам займусь журналом. С оплатой решим: можете брать 20% от стоимости объявлений или фиксированный оклад, – он неуверенно чешет бакенбард, – 150 гульденов? Двести? Я давно не был в центре, не знаю, какие сейчас цены.

      Я удивляюсь, но виду не подаю, – Лучше двести. Или проценты. Но это позже можно решить.

      Хорошо. Договорились. Сейчас я вам подберу номера. И сварю кофе.

      Он встает, подбрасывает дров в печурку – та сразу же радостно гудит. Отто тем временем достает пачку кофе и огромную закопченную турку. Воду он наливает из колодезного ведра за печкой.

      Последите пока, – дружелюбно предлагает он мне и уходит шебуршать в коробках.

      Слежу за кофе и думаю. Революционер, который не знает местных цен? Еще поразительнее: редактор, который не знает, какой оклад предложить? Очень подозрительно.

      И почему это без конкретики и без имен? Что это у них за тайны на этом консервном заводе… Или может, Отто – скрытый оппортунист, агент местного капитала? Забалтывает революционную повестку дня…

      Отто возвращается с кипой рекламно-революционной «Искры». Кофе закипает.

      Мне он наливает в изящную фарфоровую чашку с отбитой ручкой, себе – в железную походную кружку.

      Коньяку?Спасибо, я не пью. Только пиво.С пивом в городе не очень, – вздыхает он, – Только привозное. Впрочем, вы попали в сезон. Корабли к нам идут.

      Осторожно держа увечную чашку, пробую кофе. Похуже моего, но ничего.

      А, кстати, почему вы не уехали? Когда была возможность?Так было же задание, – удивляется он, – Я и работал потихоньку. Город – очень закрытое место. А Заречье – это вообще город в городе. Я далеко не сразу всё узнал.Странно, – говорю, – А мне просто знакомый объяснил. Хотя я тут всего пару недель.

      Отто бросает на меня внимательный взгляд, потом пожимает плечами, – Повезло, наверное. А впрочем, вам всё равно в ближайшее время не уплыть…

      Он что, пытается сказать, что мне сразу объяснили ситуацию только потому, что я всё равно не могу уехать? Господи, да зачем я здесь Клаасу нужен?

      А зачем я здесь нужен пароходной компании?

      Курить можно?Да, – Отто залпом допивает кофе и предлагает кружку в качестве пепельницы, – Скрутите и мне, пожалуйста.

      Сворачиваю две папиросы. По ярко освещенному полуподвалу плывут полосы ароматного дыма, в печке уютно потрескивают догорающие дрова. Молчим, прислушиваемся.

      Докурив, встаю, и бросаю папиросу в печку. Уходить не хочется, но надо.

      Отто молча протягивает мне стопку «Искры», провожает до дверей.

      До свиданья, Артём. Рад был познакомиться.До свиданья, Отто. Я тоже.

      Дверь распахивается, и я выхожу в сырой и хмурый день. Журчит невидимый канал, под ногами шепчутся потревоженные листья. Обхожу больницу и выхожу на перекресток.

      Напоследок