Оэльфийский свет. Терний поцелуй. Александр Сменович

твой не дуг из радуг сердцем воткнут,

      В которых неслучившиеся молкнут,

      Взгляни, не трожь, игра в глазакасанье,

      Костей прижавшихся подкожьем зависанья,

      Материализующихся чувством,

      С таким проникновеннейшим искусством,

      Теряющим последние пределы,

      Где чернь кромешна и белезней мелы,

      Где иноходец звука со творящ,

      И выглубен и вылюблен и вящ.

      Караван

      Собаки лают… караван

      Души моей небрежность,

      Я открываю иностан

      Слов выскользнувших нежность.

      Крою многотерпимый лист

      И сяк и наизнанку,

      Мой небожитель, мой хорист

      Стихов латает ранку.

      Целебность… выдохшийся звук,

      Он нивелир… и терпкость,

      Вот ломкость предуховных мук,

      И вязкость и каверность.

      Слова утопленники прошл

      Всплывают без мучений,

      Им мирф (рифм) волнения ни пошл

      Ни искрен без свечений.

      Тату не тел не роспись длин

      Времянкою рассудка,

      Словоохотие причин

      Перед пристрелкой чутко.

      Вынежнивать не счастье ж глупь,

      Вмирая благовейно,

      Стихотворенческая струпь

      Жестокостей лелейна.

      О том и речь… и караван

      Собачится  образно,

      Души и мот и игахран,

      Кочующий экстазно.

      Изгиб ли линий…

      Изгиб ли линий, полунедвиженья,

      Соперничество звуков, полустрасть,

      Томленье первого безумного сближенья,

      И полюбовная греховная напасть.

      А не греховной так ли уж кончаться,

      Небес не вес пузырится лазурь,

      Не ей ли каплями не в сини обливаться,

      И пожинать земные летья бурь.

      Как необуздана бессмысленна исчувством

      Естественная томная волна,

      Которая бушующим искусством

      И бережлива и полуверна.

      И как потом вдруг проявившим нравом

      И требует и бродит и велит,

      Как будто обладает неким правом,

      И гнев ее неправедный сулит

      И тяжесть убегающего неба,

      И дробь полутускнеющих дождей,

      И корочку черствеющего хлеба

      Тех манн несуществующих вождей.

      И разближенье истин полумертвых

      Как тело холодно, как лунная слеза,

      Как смыслица общений полустёртых,

      И бес- полезная забытая греза.

      И жалкий ход конечностей привычных,

      И не огонь растеплившихся душ,

      Какой то пепел слов, пустых, обычных,

      И долгая вневременная сушь.

      И рот забот, спасительно-затейных,

      То ступорно то «помнишь?», – тишина,

      И среди мыслей редких, неврастейных

      И не поймёшь вина иль не вина.

      Куполок

      Заброшенные церкви как кресты

      На кладбищах, прогнившие с годами,

      Их