Тьма. Евгений Салиас де Турнемир

лицом. Руки трясутся!

      – Что вы?

      – Провалиться сквозь землю! Себя не помнит. Врешь! кричит мне, неправду говоришь! Я тебя под суд, кричит, упеку. «Я, значит, говорю, вас сведу сам на угол. А коли прикажете, мол, батюшка, ваше сиятельство, так мы рады стараться для вашей милости. Мы вам и офицера и ее – живьем доставим. Только приказать извольте!» Так, знаете ли… просто чуть не плачет, ходит по комнате и все по французскому что-то говорит. А в комнате, окромя меня, никого нет!

      – Недаром французинка. Эдак завладать!

      – Ну-с, а нынче утром, слышу: в детской у них разговоры, – вступается горничная. – Я по-ихнему малость понимаю. Детей-то князь выслал, в залу, а сам ей все говорит: кошон, тронпе, але-вузан… К дьяволу, то есть, значит. Ты, свинья, надувать меня вздумала, так съезжай сейчас к своему офицеру. Что ж, вы думаете, она? Прямо к барыне. А я к дверям и слышу, говорит ей: ваш, говорит, князь вас не любит; меня, говорит, любит, пристает ко мне, а я, говорит, честная девушка, сирота! Мне, говорит, нельзя оставаться, и я, чтобы ваше счастье не расстраивать, сама уеду.

      – Ну, что ж княгиня?

      – Страсть! В обморок! Уж мы хлопотали, хлопотали с ней. Измучились все.

      Глава 6

      Во владение детей отдается, кроме залы, еще одна гостиная и столовая, чтобы прятаться. Уже раз они прятались, все найдены и ходят по гостиной, и никак не найдут Федю.

      – Вот спрятался-то! Не ушел ли он в детскую? Няня, он верно в детской!

      – Нет, нет, здесь! Ищите! – говорит няня, хитро улыбаясь. – Молчи, Федя. Не сказывайся.

      – Молодец Федя! Молодец! – ликует Ваня, радуясь, что брат всех превзошел.

      – Я знаю, где он! – шепчет Надя на ухо Вани.

      – И я знаю, да не скажу. Пусть ваш брат постарается, пусть намучается побольше.

      – Пусть, пусть. Не надо говорить, Ваня.

      И они, переглядываясь, не ищут, а стоят в стороне. Девочки все обшаривают, а Саша, весь мокрый, с остервенением лазит по всем углам, под всякое кресло и страшно сопит. Его начинает сердить, что он всех нашел скоро, а за Федей возится полчаса.

      – Хорош ваш Федя! – восклицает он вдруг злобно. – Говорит, что никогда не лжет, а теперь его ищут, зовут, а он молчит и всех надувает.

      – А ты не молчишь, когда тебя ищут? – запальчиво вступается Ваня за брата.

      – Да я не хвастаюсь за то, что всегда правду говорю. А Федя ведь все кричит: не надо лгать, а сам выходит такой же обманщик.

      Саша злится и угрюмо ходит по комнате, уже не обшаривая ничего.

      – Какая злючка! – шепчет Надя.

      – Обманщик, обманщик! – повторяет он. – Федя! Ты где!? – кричит он и прибавляет, – видите, молчит, как и мы все; надувает.

      – Да я здесь! – раздается наивный голос Феди.

      – Э-эх, дурачок ты мой! Молчал бы да молчал, – говорит няня. Между ее юбкой и платьем зашевелилось что-то и на свет показывается растрепанная голова Феди.

      Все кидаются к нему.