Фонарики в небе. Ульяна Владимировна Орлова

под ним же располагалось ещё одно, занавешенное белой салфеткой. В большом я бы и сам поместился. Помните: «Печка-матушка, спрячь меня…»? Теперь я понимаю, почему Маша решила там спрятаться от гусей-лебедей… Именно в нём, как оказалось, можно печь хлеб, готовить еду, и именно в нём мы развели огонь. Но прежде этого Юра отодвинул заслонку, которая была вверху – над отверстием слева.

      – Это зачем?

      – Там идёт труба. Через неё будет поступать кислород для огня и выходить углекислый и угарный газы.

      – То есть там печка соединяется с трубой, которая на крыше?

      – Вроде того.

      После наших долгих стараний печка ожила. Загудел огонь. А я уселся на стул возле неё и всё смотрел, смотрел, и так мне было уютно и хорошо! Несмотря на то, что возле печи остались следы нашей деятельности – дрова, бумага, щепки.

      – Юр, она как будто поёт, да? – спросил я

      Юра сгрёб щепки в совок, выпрямился.

      – Поёт… – задумчиво ответил он и улыбнулся, глядя на рыжевато-красное пламя. – Один мудрец сказал, что на свете есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как течёт вода, как горит огонь и как работают другие…

      – Четыре, – поправила его проходившая мимо Наташа с малышкой: – Как работает робот-пылесос.

      Юра засмеялся, выпрямился и подошёл к Наташе. Взял у неё Ольку. А я вскочил, схватил веник.

      – Ой, Мишка, это я случайно про мудреца вспомнил, – спохватился Юра. – Я сам подмету. Ты давай-ка лучше чаю согрей. Попьём и будем ложиться.

      В деревне спать хорошо. Особенно когда потрескивают в печке дрова. Кругом тишина, только маленькая Олька кряхтит за стенкой… И больше никаких звуков: ни шума машин, ни соседей. Словно мы одни в целом мире… Воздух, свежий, прохладный, чуть колышет занавески на окне. В этот раз я, как обычно, заснул быстро. Но под утро мне стало жарковато, да вдобавок какой-то одинокий петух стал продирать горло. Кричал он хрипло, надрывно, словно никак ему не нравился его голос. Сон пропал.

      – Сходи водички попей, – проворчал я и уселся на кровати.

      За окном было уже светло. Кто-то ходил в соседней комнате: поскрипывали половицы. Удивительно, но петух замолчал. Услышал, что ли, мой совет? Во даёт! Я надел штаны и рубашку и выбрался из своей комнатки.

      Возле печки копошился Юра.

      – Ты чего соскочил? – удивился он.

      – Жарко.

      – Ну да, есть немного: перестарались вчера, – он был в майке, лохматый, взъерошенный.

      От наших «стараний» остались чёрные, подмигивающие красными огоньками головёшки. Юра кочергой разбросал их по поду – так называется низ печи – и пошёл месить тесто. Чтоб оно быстрее взошло – поставил его на печку: там было тепло, даже горячо. Я вспомнил, как читал в книгах, что в старину на печке даже спали. Ещё бы! Зимой – так вообще хорошо, наверное, не замёрзнешь! У нас, правда, лежачок был не очень большим, но я бы поместился. Юра взял в углу моей комнаты веник с длинной ручкой, сунул его в печь и, собрав все угольки