Светлая для черного мага. Наталья Шнейдер

он. – Если рассуждать абстрактно, любое зелье – смесь ингредиентов и магия. Точнее – материальный носитель и магия.

      – Хочешь сказать, неважно в какой форме носитель? Что нет разницы между, скажем, серебряным амулетом и взвесью серебра в склянке? И то, и другое можно считать артефактом независимо от первоначального предназначения?

      Дитрих потер лоб.

      – В грубом приближении – примерно так. На практике наверняка разница будет, но я не уверен, что сейчас осилю полноценные расчеты, тем более в уме. Однако если рассматривать зелье как артефакт, что сам по себе источает магию… – Он покачал головой. – Всегда любил нестандартные задачки и проверять теорию практикой. Моя спина в твоем распоряжении.

      Теперь и мне стало интересно, подействует ли? Но проверить можно было только одним способом.

      Я протянула черному склянку с ивовым отваром.

      – Это от жара.

      Приподнявшись на локте, он выпил ее махом. Скривился.

      – Ну и гадость! Почему все лечебные зелья – удивительная гадость?

      Я пожала плечами.

      – Наверное, потому что лечение не должно быть приятным?

      – Интересно, почему у вас, светлых, любое исцеление должно быть неприятным? Даже тела, про душу уж и говорить нечего.

      Я мысленно ругнулась – яда в этом человеке хватило бы, чтобы отравить все колодцы столицы. А еще он явно куда больше моего поднаторел в разнообразных спорах, так что лучше бы мне помолчать немного.

      Жестом велев ему снова лечь, я осторожно коснулась влажной корпией ожога. Темный вздрогнул, ткнулся лицом в согнутые руки. Я стиснула зубы, точно больно было мне самой. Нет, это никуда не годится. В конце концов, я видела и ожоги сильнее, и раны глубже, вот разве что в сочетании они мне еще не попадались, но это же не причина лишиться спокойной отстраненности, подобающей целительнице.

      – Как ты оказалась посвященной Фейнрита? – спросил вдруг черный. – Родители пожадничали на приданое для младшей дочери?

      – Ничего они не жадничали, – обиделась я, опять напитывая корпию зельем. – У моих родителей хватило бы приданого на десяток дочерей. Стать светлой сестрой – великая честь!

      Он засмеялся, резко оборвал смех, когда я снова коснулась его спины.

      – Ну да, особенно когда в семье еще парочка девчонок, которых надо выдавать замуж. Но такую красотку взяли бы и без приданого.

      – Я не хочу замуж, – ровным голосом произнесла я.

      В самом деле, может, если бы я росла в семье, как другие девочки, сейчас бы мечтала о женихе… Да и хвала пресветлому, что мне выпал другой путь. Выдадут, на кого отец укажет, и моли богов, чтобы не совсем уж старый да противный!

      Конечно, дети… Но ведь при храмах есть приюты, я смогу растить детей и заботиться о них, пусть не о собственных.

      – Правда? Я слышал, все девочки хотят замуж.

      – Не могу говорить за всех. Я – не хочу.

      Помогать страждущим, нести исцеление и свет истинной веры – чем, в конце концов, этот путь хуже участи хранительницы домашнего